Энгус: первый воин - [72]

Помимо Брана, вепри ранили еще нескольких человек. Один из них буквально визжал от боли, а Маурих скончался. У Брана нога оказалась повреждена до кости, и такая рана, конечно, быстро должна была загноиться. Мы помогли ему взобраться на лошадь и немедленно направились в поселок, прихватив с собой других раненых и труп Мауриха. Однако старик не мог выдержать скачки с такой раной, и мы вынуждены были остановиться. Видя, что Бран может вообще потерять ногу, а также вдохновленный тем дружеским участием, которое проявил ко мне Оуен, я решился заговорить.

— Нужно наложить на рану мазь, — сказал я.

Глаза Оуена вспыхнули огнем, и его восхищение мною внезапно превратилось в безудержный гнев.

— Так может, ты приготовишь эту спасительную мазь, норманн? — прошипел он, потрясенный тем, что я, оказывается, могу говорить.

— Я сын Морского Волка, норманнского ярла, и сын МакЛахлан, скоттки с севера. И, поверьте, я могу помочь раненому.

— Ты враг, норманн! Как ты можешь думать, что мы поверим тебе? Ты лжешь, раб! А здесь лжецов убивают!

— Я могу помочь спасти его, — упорно повторил я.

— Как? — снова вскричал Оуен, окончательно потерявший терпение.

— Я научился этому искусству от принцессы Гвинет Гвентской, которая сама спасла меня от смерти такой мазью. Я знаю, как приготовить ее, и могу спасти Брана.

Кровь вепря, пропитавшая всю мою одежду, казалось, придала мне мужества, и я не боялся храбро разговаривать с этим великаном.

— Ты лжешь, норманн! — снова крикнул Оуен. — Принцесса Гвинет никогда не станет заботиться о враге!

— Можете проверить мои слова, послав гонца к принцессе, но пока — разрешите мне помочь Брану! Я рисковал жизнью, спасая его, — так поверьте мне сейчас! По крайней мере позвольте помочь!

— Что ж, посмотрим, что ты сделаешь, человек с севера, но если хочешь избегнуть ужасной смерти, что я для тебя придумал, то старайся изо всех сил, — с угрозой произнес Оуен.

Не медля больше ни минуты, я попросил его срезать немного жира с убитого вепря, а сам пошел искать арнику, шалфей, пиретрум и другие травы. Все с недоверием следили за моими поисками, опасаясь, что я воспользуюсь этим случаем, чтобы убежать. Но когда я вернулся с охапкой трав, успокоились. Я быстро растер принесенные цветы и листья и смешал эту труху с кабаньим жиром, а потом густо намазал этим снадобьем раны Брана и других воинов. Кровотечение немедленно прекратилось, а обезболивающий эффект унял их мучения. Потом я перевязал раны полосками ткани, оторванными от одежд. Видя, как ожил Бран, Оуен смягчился, и когда мы въехали в деревню, я держался с ним рядом. Больше всего его заинтересовало то, что меня выходила сама принцесса Гвинет.

— Не могу поверить тебе, норманн! Ведь сам Идвал, один из военных вождей Гвента, отправил нам гонца с известием, что ими рассеян отряд норманнов, и некоторые из разбойников убежали в направлении нашей деревни…

— Идвал лжет! Он едва не убил меня на турнире в Кайр Леоне, потому что моя близость с принцессой испугала его. Он боится, что однажды я женюсь на ней, и это сломает все его планы на наследование трона Гвента. Вот почему он сочинил про меня эту историю. Он хотел, чтобы я был убит, но чужими руками, только он не ожидал, что вместо этого меня возьмут в плен и сделают рабом.

— Ты сражался с лучшим воином Гвента, норманн? На арене Кайр Леона? А не мог бы ты выдумать чего-нибудь попроще, чтобы повеселить нас, — снова насторожился Оуен. — Ах, да, я и забыл… Ты ведь очаровал принцессу Гвинет! Она, несомненно, влюблена в тебя по уши! — И тут он презрительно расхохотался мне в лицо.

Ах, лучше бы я по-прежнему не говорил ни слова. Но тут мне вспомнился человек, умерший под клыками дикого зверя, — Маурих, военный вождь. Он, как я слышал несколько раз, ждал заключения брачного союза между Идвалом и Гвенорой. Идвал же, став принцем Гвента, отправился бы на битву с Морганвгом, рассчитывая на помощь именно Мауриха. Последний возглавил бы восстание, но, увы, всем этим планам теперь не суждено было сбыться, ибо Маурих пал жертвой дикого вепря. История была темной, и я чувствовал, что скоро она всплывет сама по себе, как всплывает со временем на поверхности озера затонувшее дерево.

— Но если все, что ты говоришь, правда, норманн, то почему ты молчал раньше? Почему ты терпел такую несправедливость молча?

— Я боялся, что сторонники Идвала убьют меня, и поэтому нашел свое спасение в молчании, делая вид, что даже не понимаю вашего языка. Идвал — змея, пригретая на груди Гвенорой; у него огромные планы по захвату всех этих земель. И сторонники у него повсюду, — ответил я, невольно косясь на мертвое тело одного из них и на сопровождавшего его воина. — Но зато, зная секрет мази, сейчас я смог спасти от смерти Брана.

— Да, не в правилах раба спасать жизнь своему господину, — согласился Оуен.

Прошло два дня. Боль, сводившая Брана с ума, поутихла, и его рану и дальше продолжали смазывать моей мазью. Рана заживала все быстрее, и скоро мне сообщили, что старик спит уже совершенно спокойно, хотя со дня охоты прошла всего неделя. А спустя еще десять дней он уже ходил как ни в чем не бывало, и тогда вызвал меня к себе, в зал совета. Рядом с Браном сидел Оуен.