Энглби - [94]

Вот это все я вспомнил.

А дальше… дальше…

На Малькольм-стрит я бывал не слишком часто, она — всего лишь проход с Кинг-стрит на Джизес-лейн, но ни та ни другая меня на этот раз не интересовали. Когда после лекции Джен назвала кому-то эту улицу, мне даже пришлось искать ее на карте, напечатанной на обложке моего ежедневника. Затем я отправился на разведку. Судя по тому, что все здания там оказались одного цвета, улица считалась памятником и подпадала под всевозможные запреты на реконструкцию. Однако каждый из так любимых градозащитниками георгианских домов был, несмотря на свою архитектурную ценность, поделен на маленькие студенческие квартирки. Об этом свидетельствовали бесчисленные кнопки звонков и домофонов на каждой двери.

Джен упомянула и номер дома, и людей, пригласивших ее на вечеринку. После кражи велосипеда прошла всего пара дней, так что она вряд ли успела обзавестись новым. И я решил заявиться туда же — без приглашения. Это проще простого, особенно когда примешь на грудь как следует. Я взял пару бутылок вина в магазине Артура Купера и отправился в бар гостиницы «Брэдфорд» доводить себя до кондиции. К одиннадцати вечера, прикинул я, народу в домик набьется столько, что открывать на звонок пойдут уже не хозяева, а гости. Уверенная манера плюс две бутылки вина наверняка сработают в качестве пропуска.

Зачем вообще было идти на вечеринку? Почему просто не подождать, когда Дженнифер оттуда выйдет? Не знаю. Никакого конкретного плана я не имел. Народу собралось множество, толчея, гвалт, шум, что-то невыносимое. В одной из комнат танцевали. Бессмыслица, представляющая чисто антропологический интерес. Осла или краба, возможно, увлекли бы теоретические построения на тему функции подобных сборищ в социальном поведении данного вида. Я проторчал там сколько смог, а потом вернулся в свой «Моррис-1100» на Парк-стрит.

Свернув за угол на Джизес-лейн, я включил радио и стал ждать. Потом в машине стало душно, пришлось выключить мотор и обогреватель. Я видел, что с вечеринки уже вышло несколько студентов, они приближались ко мне по Малькольм-стрит; другая группа направилась в противоположную сторону, к центру города. Я вглядывался в них, пытаясь узнать.

Было боязно, что Дженнифер появится не одна, хотя Робина на вечеринке я не заметил, да и в отношениях у них появились сложности. Но наверняка какой-нибудь парень не упустит случая и попытает счастья… Либо рядом с Джен может оказаться какая-нибудь из подружек.

Но нет. Наконец-то я увидел ее, эту походку нельзя не узнать — по крайней мере мне, в силу стольких наблюдений. Вдруг Джен отвернулась, помахала кому-то, направившемуся в центр. Постояла секунду, словно колеблясь, не пойти ли туда же, но все-таки зашагала на север, в мою сторону, потом побежала, чтобы наверстать отставание. Затем перешла на быстрый, чуть сбивчивый шаг. Я включил мотор. Она посмотрела по сторонам, собираясь перейти улицу, но, не зная, тронусь я или нет, на всякий случай переходить не стала, а торопливо пошла дальше в восточном направлении.

Я проехал несколько метров, поравнялся с ней, опустил стекло и окликнул ее по имени. Джен опасливо посмотрела через дорогу. Я предложил ее подвезти, она, оглядевшись, перешла улицу. Ей явно не хотелось ехать со мной в машине, но она согласилась, боясь показаться невежливой.

Усевшись рядом, она принялась изображать вежливость: всячески благодарила, мол, ей невероятно повезло, что я оказался рядом.

Ее близость ошеломила меня.

Через минуту, от силы через две все должно было кончиться — как только мы переедем через реку. Эта оскорбительная краткость нашей совместной поездки наиболее полно воплощала в себе все то, за что я ненавидел время и жизнь.

Меня охватила ярость. Когда мы подъехали к пересечению с Честертон-роуд, я свернул направо, наобум, надеясь сделать небольшой круг по улице с односторонним движением, ведущей на восток, и уже оттуда снова повернуть вправо и выехать на ее тихую улочку.

Но небольшого круга не вышло. Я слишком разозлился и свернул влево по Виктория-роуд, потом у церкви — где же еще! — направо и помчался по современному микрорайону, еще один поворот налево, потом направо, и вот я уже на Хистон-роуд, ведущей на север. Настала ночь, дорога была пуста, и я выжал в пол педаль газа.

Дженнифер стала возмущаться, просить остановиться. Волшебство рассеялось. Свернув не туда, а потом резко прибавив газа, я сам разрушил эту близость, продлившуюся всего две минуты. А я всего лишь хотел побыть с Джен еще немного: я не имел никакого злого умысла. Но чем дальше я ехал, тем невозможнее казалось вернуться назад: она загоняла меня в угол, и я не знал, как теперь с ней себя вести.

Она превратилась в хнычущую, перепуганную, инфантильную эгоистку, хотя видно было, что она и сама толком не понимает, надо ли ей пугаться и в какой степени. Иногда она переставала твердить «Ради Христа, прекрати, ты псих, остановись сейчас же» и пыталась меня урезонить и — как ей казалось — очаровать:

— Послушай, Майк, не понимаю, что на тебя нашло, но слушай, давай на минутку остановимся и все обсудим.