Энфер. Время Теней - [46]

Но есть одна лазейка! Сила этих чар квазиразумна и реагирует на моральное поведение человека — будешь хорошо себя вести, сможешь творить все, что угодно и выйдешь сухим из воды, плохо — готовь себе ящик с кружевами. Поэтому загонщики пытаются сдерживать себя и помогать добыче в безвыходных ситуациях (которых, по высказыванию барона Мюнхгаузена, не бывает). Ведь конечная цель — не убить детей, а оценить уровень их человечности и провести к входу. Правда, иногда загонщиков немного заносит…

Внешние захватчики не могли знать о месторасположении Энфер, и смысла в нападении директор не видел. На сегодняшний день выход за ее стены для студентов был запрещен — лесничий проверял свои угодья. Значит — потерпевшие были из состава новоприбывших. Но это же невозможно — прием новичков заканчивается больше чем за неделю перед «первым звонком». Что побудило Кольбера их впустить? Нужно самому разобраться в этом деле!

Директор отмахнулся, отказываясь от услуг порфиров. Маленькие пористые кусочки пемзы-сорбента цвета ультрамарина ускоренно фильтровали воздух, работая лучше кондиционера и гидропоники. У них присутствовал лишь один маленький недостаток — порфиры кружились по помещениям как мухи и больше всего любили залетать людям в рот.

В палате интенсивного лечения уже присутствовали три неординарные личности.

Ближе всех стоял Доминике дель Торо — преподаватель физкультуры и старший тренер академии. Внешний облик тяжелоатлета заставлял всех присутствующих невольно утихать, при этом пряча красные вещи. Испанец возвышался как скала, его мускулистое тело могло похвастать двумя с кепкой метрами, чем вызывало заслуженную зависть у окружающих. Ведь стандартная золотая середина среди азиатов — шестьдесят пять дюймов, а самым допустимо высоким считался директор — его рост насчитывал почти шесть футов. У Торо было открытое смуглое лицо, белобрысые волосы площадкой и оттопыренные уши.

У широкой ширмы, разделяющей койки, следя за приборами и при этом неистово жестикулируя, стояла красивая дикой, необузданной красотой молодая женщина, всегда напоминавшая директору актрису Скарлетт Йоханссон (их даже матерые папарацци путали). На ее плечи был накинут веселый голубой плащик из ситца, а руки мелодично позвякивали многочисленными серебряными браслетами. Выгоревшие на солнце почти до белизны каштановые волосы завязаны сзади в короткий хвост пестрой лентой. На загоревшем лице выделялись громадные бирюзовые глаза, золотая помада на припухших губках и небольшая точка посреди лба, которую женщина ставила только на время праздников. Это была обольстительная хозяйка всего живого (и недостаточно мертвого) в пределах академии — индуска Нага Кирин.

Третьего «человека» можно легко спутать с фрагментом стены. Сразу за дверью, в углу, скованно сидел на табуретке аксакал (по-другому этого старца назвать стыдно). Лицо его было худым, высохшим как изюм, широкие скулы натягивали кожу, а крючковатый нос напоминал орлиный клюв. Волосы неопределенного темного цвета уложены парикмахером на косой пробор, а глаза глубоко прячутся под надбровными дугами. На подбородке красовалась классическая бородка клинышком, а уши без какого либо признака мочек были заостренными кверху. Тени так причудливо сходились на его строгом твидовом костюме, что человек казался настоящим воплощением дьявола.

Директор при виде старика сразу забыл о своих тяготах. Его глаза лучились, а рот сам собой растягивался в улыбке.

— Учитель, а ведь я только что отрядил за тобой человека.

На высохшем лице старика, заставшим еще момент закладывания фундамента Энфер, появилась неуверенная улыбка. Архивариус Клавдий Асмодей, владелец библиотеки (в довесок под его началом находилось два десятка молодых книжников) и по совместительству учитель истории, некогда помог молодому честолюбивому (в прошлом) юноше занять кресло директора академии и ни разу об этом не пожалел.

— Видимо зря, дорогой Эбису. Я затеял инвентаризацию анналов, и уже недели две как не показывался в библиотеке. Ребята и без меня неплохо справляются… Так что у нас сегодня за день?

— Плохой день. — У директора дернулась щека. — Вообще-то суббота, в маджонг поиграем завтра. Я хотел спросить вас насчет досье на сегодняшнюю парочку, но это подождет. С недобрым утром.

Физрук коротко кивнул, а Нага радостно хлопнула в ладоши, ярко улыбаясь белоснежными зубами.

— Утречко, Тачибана, — звонко воскликнула медсестра. — Ты как всегда свеженький. Чего не скажешь про остальных. Ни у кого голова не болит, а то у меня новая партия таблеток, а их еще никто не тестировал…

Директор прервал словесный понос Наги, не доводя себя до греха:

— Как там твои пациенты?

Женщина мгновенно умолкла, собираясь с мыслями, чем до чрезвычайности удивила всех присутствующих. Медсестра могла заболтать человека до шизофрении, ничуть не заботясь о связности диалога.

— Ну-у, вообще-то… Мне неудобно говорить пока здесь столько народу, — вывернулась как-то Нага.

Тачибана нежно глянул на свой эскорт, и тот счел за благо поскорее испариться. Вместо повышения, уплывшего сквозь пальцы, всерьез грозило разжалование. Такова нелегкая доля бэк-вокала.