— Никогда больше не смейте мне об этом говорить. Никогда, никогда!
Так что дома он придерживал язык, как уже научился придерживать его во многих других случаях. В их жизни теперь существовало немало областей, где молчание было единственным примиряющим условием.
И тем не менее их совместная жизнь не была целиком лишена приятности. Их интересы, столь схожие уже в начале брака, продолжали развиваться: Перл неустанно расширяла свои познания в том, что касалось искусства, архитектуры, мебели, серебра и хрусталя. Она часто одна наведывалась в антикварные магазины, а затем сообщала Уилфреду о своих находках, и они вместе смотрели вещь и иногда ее покупали. Они часто вместе посещали аукционы, и Уилфред подумывал о том, не высвободить ли один день в неделю, чтобы посвящать больше времени этому захватывающему увлечению. Перл по-прежнему нравилось быть богатой и изысканной леди, и, пожалуй, ей никогда не жилось лучше. Она хорошо готовила и любила вкусно поесть. Он тоже любил вкусно поесть.
В декабре он опять начал с ней спать, теперь через регулярные промежутки в десять дней, что, как обнаружилось, лучше всего отвечало потребностям его организма. Иногда она бывала пассивной, безразличной, покорной, как в первые дни замужества, иногда чересчур страстной и требовательной. Тогда он подвергал себя чрезмерному напряжению, зато потом чувствовал себя чуть ли не героем.
Новая теплота появилась в их отношениях во время отдыха, словно впиталась вместе с солнцем. В конце января они на три недели поехали на Тенерифе. К Рождеству он купил ей еще два новых украшения, и поэтому, а также в связи с приобретением серебра периода ранних Георгов, он объявил, что нужно экономить, и, купив туристские путевки, они совершили перелет на медленном турбовинтовом самолете и получили несколько неудобный номер в современной гостинице из стали и бетона. В остальном все было прекрасно и обошлось вдвое дешевле.
Они проводили все дни у плавательного бассейна, запасаясь солнечным теплом, которого им так не хватало в Англии. Из-за своих размеров Уилфред не любил загорать, он сидел под зонтом, читая книги по искусству, и был вполне доволен.
Перл, которой не верилось, что в феврале может быть так тепло, понемногу расправила смятые крылышки и весь день лежала в крошечном бикини, покрываясь загаром и нежась под восхищенными взглядами мужского населения гостиницы. Обед подавался в ресторане или в буфете у плавательного бассейна, и Уилфред обнаружил, что если в ресторане не совсем удобно требовать добавки, то в буфете можно с верхом наполнить тарелку и подложить еще без дополнительной платы. Поэтому они всегда ели у бассейна: Перл умеренно, помня о том, что со смерти Годфри прибавила семь фунтов; Уилфред жадно, торопливо запихивая пищу в рот.
По вечерам Уилфред играл с новыми знакомыми в бридж, а Перл, утомленная солнцем и воздухом, с удовольствием ложилась с книгой в постель. Жизнь стала легче, спокойней, текла, не нарушаемая бешеными взрывами любовной страсти. Смерть Годфри оставила ужасающую пустоту и одновременно принесла чувство покоя. Для миссис Уилфред Энджелл дни проходили достаточно приятно, легко, без волнений. Супруга богатого стряпчего с положением в обществе, поддерживающая это положение. Теперь можно было сетовать на такие вещи, как качество испанских вин, температура воды в бассейне, нехватка шезлонгов и распределение столиков за ужином. Она и думать позабыла о тех временах, когда маленький свирепый человечек обращался с ней, как с рабыней, швырял голой на кровать, не спрашивая, подвергал грубым ласкам и так же равнодушно покидал. Прошлогоднее первобытное кипение чувств миновало.
Население гостиницы представляло смешение национальностей: большой процент англичан, немцев и шведов и умеренное число датчан, норвежцев, итальянцев и французов. Тут было даже несколько представителей гордой и самолюбивой страны, владевшей островом. Однажды, когда выдался довольно облачный и прохладный день и Уилфред с Перл стратегически заняли шезлонги поближе к буфету, рядом с ними устроились два француза. Лет тридцати, мускулистые, самоуверенные, стриженные ежиком, отлично воспитанные, богатые, искушенные в жизни, они производили впечатление, так часто производимое французами: словно они больше всех на свете разбираются в еде и женщинах и в том, как наслаждаться и тем и другим. Тот, что был повыше ростом, по имени Гастон, отметил свое появление, проделав несколько сложных гимнастических упражнений на подлокотниках шезлонга: опершись на них, он делал стойку на руках, демонстрируя силу мускулов, и при этом вел себя как истый француз: словно он был один в мире, словно людей в других шезлонгах, других зрителей вообще не существовало. Это выглядело непреднамеренным, но несколько дерзким. Опустившись снова в кресло, он, ища одобрения, улыбнулся Перл. Она быстро отвела взгляд. Временами до них долетал запах крепких французских сигарет и масла для загара.
После обеда Уилфред нанял машину, и они отправились вверх к вулкану Тейде, преодолели на двух тысячах футов облака и очутились на ярком солнце. Они осмотрели огромные потухшие кратеры и к вечеру вернулись в гостиницу.