Однако если револьвер принадлежит Энджеллу, то ничто не подтверждает, что он его недавно купил, и казалось в высшей степени маловероятным, чтобы соблюдающий законы и безупречной репутации стряпчий держал у себя револьвер годами, не имея на то разрешения.
Более того, отпечатки пальцев на револьвере принадлежали только Энджеллу и Брауну. Если миссис Энджелл каким-то образом и заполучила револьвер и убила Брауна, а муж взял ответственность на себя, не было никакой возможности это доказать. А при отсутствии подобных доказательств приходилось принимать защиту таковой, какова она есть, и не пытаться проникнуть глубже.
Трудно было решить, стоит ли передавать дело следователю по уголовным делам, намекнув, что полиция отказывается от обвинения. Но чтобы отказаться от обвинения, после того как оно уже выдвинуто, необходимо иметь абсолютную уверенность. В конце концов, прокурор объявил:
— Пусть расследование идет своим ходом. Пусть дело публично заслушивают. Это лучше всего. В данном случае профессия Энджелла только вредит ему. Надо сделать все возможное, чтобы снять малейшее подозрение в том, что закон покрывает закон.
…Ничто так не содействует развитию солидарности между людьми, как чувство общей опасности. Уилфред и Перл, обитавшие совместно в атмосфере медленно затухавшей ненависти, тем не менее были привязаны друг к другу надолго отложенным судом и в результате подозрений полиции были вынуждены советоваться, обсуждать и хитрить. Можно обитать во вражде, но никак не во вражде молчаливой, если одного из вас только что вновь допрашивала полиция и задала новые вопросы, которые могут повлиять на исход процесса.
Это было жаркое и мучительное лето. Выдержав самое трудное испытание, Энджелл счел необходимым, смело презрев неловкость, лично и активно участвовать в делах фирмы. В конторе он никогда не избегал разговора с газетчиком, но избегал бывать в своем клубе. В результате он чаще бывал дома, что усугубляло страдания Перл. Иногда она тоскливо задумывалась над тем, что заставило ее столь лихорадочно добиваться его спасения, почему она не предоставила ему самому отвечать за последствия своего поступка. Осторожно расспрашивая и прислушиваясь ко всему, она выяснила, что тогда его могли бы обвинить в предумышленном убийстве. В таком случае это, возможно, означало бы тюремное заключение на несколько лет, как он тогда и говорил. Могла бы она жить наедине со своей совестью, известная всем как неверная жена, зная, что ее муж томится, а может быть, умирает в заключении за поступок, которому она виной? В таком случае она, по крайней мере, освободилась бы от него, чтобы жить своей жизнью, о чем часто так страстно мечтала. Но что это была бы за жизнь?
В Каннах, после роскошного лета, проведенного в лучших отелях Ривьеры, где он сорил деньгами, виконт Воспер купил у литовского князя Николаса яхту за тридцать тысяч фунтов — весьма выгодная сделка — и объявил, что следующие три месяца будет совершать круиз по Эгейскому морю. Сэр Фрэнсис Хоун заказал обширную пристройку к своему дому в Элефтерасе на Багамских островах и начал переговоры о покупке собственного самолета. Симон Порчугал купил для жены дорогую модель «мерседеса» в надежде успокоить ее нервы. В Хэндли-Меррик с рассвета до заката завывали электропилы, валившие буковые леса за усадьбой.
У Джуда Дэвиса недосчитывались одного боксера. Мир бокса жил своей жизнью без Маленького Божка, и скоро все позабудут о том, что он вообще существовал. Его имя исчезло из списков, и после двух внушительных побед Гудфеллоу занял его место. Джуд Дэвис никогда не вспоминал о нем, лишь Принцу недоставало Годфри: он привык к его грубоватым, но добродушным шуткам, как свыкаешься с присутствием гвоздя в ботинке.
Буши часто говорил о нем:
— Годфри. Помните Маленького Божка? Вот это был тип. Может, не всякому по душе, но зато какой пробивной! Такого не сыщешь!
Наверное, это было подходящей эпитафией. Единственный, другой близкий Маленькому Божку человек, услышь он слова Буши, согласился бы с ним горячо, страстно, с тоской на сердце.
Суд над Уилфредом Энджеллом, обвиняемым в непредумышленном убийстве Годфри Брауна, начался 9 октября во вторник в десять часов утра под председательством судьи мистера Смедли. Было решено поручить разбирательство дела Смедли, поскольку он никогда не встречался с Энджеллом на профессиональной почве.
Полиция проявила дотошность в подборе доказательств и свидетелей. Никакой пристрастности, никакого предубеждения не прозвучало в голосе обвинителя. Эрик Бергсон, королевский адвокат, и мистер Айвен Робертс, представитель от защиты, были в равной степени сдержанны и беспристрастны. Бергсон вызвал всего четырех свидетелей защиты: шофера Фреда Хита, доктора Амершема, Перл Энджелл и обвиняемого. Мистер Дж. К. Харвилл, королевский адвокат уголовного суда присяжных, установил факт, что Хит не присутствовал лично при нападении на обвиняемого, а от доктора Амершема добился показания, что телесные повреждения, нанесенные Энджеллу, носили легкий характер.
Когда Перл заняла свидетельское место и принесла присягу, мужчина с тяжелой челюстью, сидевший в последних рядах, прошептал: