Энда. Земля легенд - [38]

Эти слова так поразили юношу, что он долго не знал, что сказать.

– Ты выковал меч моего деда? – наконец спросил он.

– Именно так.

– И он на самом деле вечный?

Великан не ответил. Он вытащил все еще торчащий из стены меч гарту, положил его на наковальню таким образом, что половина повисла в воздухе, и, размахнувшись, ударил по нему дубиной. Меч задрожал, издавая странный звук, как будто осыпáлись разбитые кристаллы, но не сломался.

– Заржавел, – произнес он, после чего схватил какой-то камень и принялся полировать лезвие меча.

Пока великан не закончил, они больше не произнесли ни слова. Один сосредоточился на своей работе, а второй сидел, устремив взгляд на языки пламени, отражавшиеся в сверкающем лезвии меча по мере того, как с него исчезала ржавчина. Похожие чувства Ихабар испытывал, когда был еще ребенком и отец брал его на охоту. Его беспокоил странный зуд в ладонях, который возникал всегда, когда его охватывало нетерпение. Наконец великан закончил чистить меч, вымыл его, вытер насухо и в заключение протер лоскутом ткани, пропитанным маслом. Юноше хотелось лично проделать последние операции с мечом своего деда, но он сжал кулаки и терпеливо ждал, не желая еще больше разозлить хозяина крепости.

– Держи, – наконец произнес великан, протягивая ему меч.

– Он великолепен! Великолепен!

– Это верно, – не скрывая гордости, подтвердил великан.

– И что означают эти знаки, вырезанные на рукояти?

– Это слова на древнем языке великанов: сила, мужество и память.

– Память о чем?

Сила и мужество ему были понятны, но память…

– Народ без памяти вымирает.

– Значит… этот меч непобедим? – спросил Ихабар, которого больше интересовало его оружие, чем философские размышления великана.

– Никто и ничто не бывает непобедимым. Уже рассвело, и тебя наверняка будут искать.

Он был прав. Лучи зимнего солнца и холодный воздух проникали в отверстия, заменявшие окна. Бигорра наверняка уже проснулись. Каждое утро Атта раздавал поручения, и Ихабар знал, что на этот раз ему не избежать хорошей взбучки. Разумеется, если он вернется не один, а предстанет перед соплеменниками в обществе великана, последнего из хозяев Хентилхара, все раскроют рты от изумления и вынуждены будут признать, что он проявил незаурядную смелость, войдя в запретную башню.

– Ты пойдешь со мной? – рискнул спросить он.

– Куда? – проворчал Осен.

– Разве ты не хочешь познакомиться с сыном своего друга Ансо? Говорят, что он как две капли воды похож на своего отца. Ему было бы приятно приветствовать тебя и поблагодарить за позволение провести какое-то время в твоей крепости…

Он уже много зим провел в полном одиночестве. Слишком много. С тех пор, как это случилось… Боль воспоминаний обрушилась с такой силой, что он не сдержал протяжный крик, эхом отразившийся от стен огромного зала. Несколько мгновений Ихабару казалось, что башня вот-вот обрушится. Вскочив с табурета, он упал на пол, закрыв голову руками, а Кокска поднялся с соломы и встревоженно заржал.

– Идем! – скомандовал великан.

В два прыжка он оказался у огромной двери и, распахнув ее настежь, вышел наружу, чего не делал с момента появления незваных гостей. Он всей грудью вдохнул холодный воздух, окинул взглядом укрытую снегом землю, простирающуюся вдаль, сколько видел глаз, и широкими шагами направился ко второй башне. Юноша и лошадь поспешили за ним.

Жалобный вопль великана разбудил Атту, который немедленно заметил отсутствие Ихабара. Он всегда, едва успев открыть глаза, искал его взглядом – с того самого дня, когда совсем еще крохотный сынишка сбежал из хижины, и он застал его на краю деревенского колодца. Поэтому для него всегда было важно убедиться, что с неугомонным парнишкой все в порядке. Сегодня он вскочил и бросился к загороди с лошадьми искать Кокска. Увидев, что животного в башне тоже нет, он досадливо прищелкнул языком. Куда, черт возьми, он мог податься на этот раз? Что, если он уехал сражаться с фрей? Неужели он мог решиться на это в одиночку?

– А вы? Вы-то что делали? – набросился он на часовых у дверей. – Ваша обязанность – никого не выпускать из башни без моего разрешения! А мы еще полагались на вашу бдительность!

Провинившимся воинам нечего было сказать в свое оправдание. Они стояли, понурив голову, пока вождь отчитывал их перед всем племенем.

– Клянусь Мраком Ингумы, пусть только появится, я переломаю ему все кости! Проклятье! Я заберу у него мула и пошлю его собирать помёт! Это ты во всем виновата, женщина! – принялся он бранить проснувшуюся от крика Эрхе. – Твой сын такой же упрямый, как и ты!

– Наверное, он чему-то научился и у тебя! – в тон ему отвечала Эрхе. – Или тебе неизвестно, что за несговорчивость люди прозвали тебя Упертым Аттой? И к твоему сведению, я умоляла Амари, чтобы ребенок, которого я ношу в своем чреве, оказался девочкой! Потому что у меня больше сил нет готовить еду для тебя и твоих сыновей!

Это всех насмешило, и испуганные резким пробуждением люди немного расслабились. Если они в чем-то и были уверены, так это в нерушимости союза их вождя и его спутницы. Поэтому всякий раз, когда они начинали ссориться, все понимали, что это игра на публику. В эту же секунду дверь башни отворилась, и вошел Ихабар. За ним вошла лошадь.