Энактивизм: новая форма конструктивизма в эпистемологии - [113]

Кроме того – и это опять-таки аргумент из эволюционной эпистемологии – за каждым полетом фантазии нашего ума, за свободным творением цепочек ассоциаций, за силой воображения каждого из нас как креативного существа, оценивающего себя как уникальную и неповторимую индивидуальность, стоят вереницы нашего осознанного и неосознанного, ушедшего в подсознание или всегда пребывающего неосознанным, инстинктивного опыта, стоит груз нашего онтогенеза, нашего детства, юности, зрелости. А с другой стороны, с точки зрения приверженцев глубинной психологии или трансперсональной психологии, акты деятельности нашего воображения имеют в своей подоснове когнитивный и духовный опыт предыдущих поколений, опыт всего человеческого рода, тяжелую ношу филогенеза. Наша индивидуальная и даже, возможно, родовая история живет в нас. Она живет неявно, латентно, глубоко в подсознании или в архетипах коллективного бессознательного (К. Г. Юнг), но это не значит, что не может проявляться, всплывать и давать о себе знать. Мы болеем болью других, мы чувствуем и сочувствуем, как если бы мы были другими и занимали бы их место (это и называется эмпатия), мы мыслим мыслью других, жизнь мира живет в нас, а мы живем жизнью мира. Сама же жизнь, по К. Лоренцу, и есть познание. Поэтому-то наши фантазии, наши образы воображения, сколько бы они ни отрывались от действительности и ни поражали нас своей необычностью в состояниях творческого вдохновения, грезах, сновидениях, открывают нам что-то из сферы накопленного, из нагромождений и сплетений событий нашей жизни, из жизни всех жизней, а значит, из самого мира.

Проблема ментальных образов (mental imagery) и воображения начала активно обсуждаться в когнитивной науке и эпистемологии с 1960—1970-х годов, когда закончилась эра господства бихевиористского подхода. Бихевиористами проблема ментальных образов и воображения даже не ставилась, когнитивная деятельность изучалась по актам поведения. И вот произошла когнитивная революция. Последняя была связана с работами У. Найссера, А. Паивио, Дж. Ричардсона[340] и др. Найссер называл этот переход парадигмальным сдвигом.

В когнитивной науке выделяют ныне следующие особенности ментальных образов. Во-первых, это квазиперцептивный опыт сознания: ментальные образы похожи на опыт восприятия, но возникают при отсутствии соответствующего внешнего стимула. Во-вторых, в уме создается гипотетическая репрезентация, причем живая, похожая на картинку. В-третьих, может возникать гипотетическая внутренняя репрезентация любого рода, похожая или не похожая на картинку, которая порождает квазиперцептивный опыт сознания. Ментальные образы могут быть визуальными (зрительными), звуковыми, кинестетическими (моторными), осязательными (прикосновения) и т. д. Одни образы могут быть связаны с другими. Например, звуковое воображение может стимулироваться зрительным восприятием, и наоборот.

Отмечается также, что ментальные образы обладают интенциональностью, они всегда направлены на что-то и являются образами чего-то. Ментальные образы могут предвосхищать события, представлять, что желаемое достигнуто, или же выявлять страхи, опасения, риски, т. е. апробировать различные возможности хода будущих событий. Ментальные образы обеспечивают, кроме того, семантическую основу для языка.

Ментальные образы связаны с креативной мыслью и с изобретательными способностями человеческого интеллекта. Даже если судить по самому термину «ментальный образ» или «mental imagery», становится ясным, что речь идет о таких продуктах человеческого сознания, в которых соединены, сплавлены, переплетены чувства и разум, образ и его понимание, интерпретация, т. е. интегрально представлены ментальные, умственные и перцептивные, чувственные компоненты. Это имеет особую значимость в связи с пониманием природы творчества, креативности человека, поскольку, как известно, новое знание в науке, догадки и гипотезы строятся через первоначально возникающие мыслеобразы, посредством визуального мышления, через метафоры, за которыми часто стоят мысленные картинки в голове (трубки тока у Фарадея при создании электродинамики, модель атома Резерфорда, подобная модели Солнечной системы и т. п.).

По словам Ф. И. Шаляпина, вообразить – значит вдруг увидеть[341]. Ментальный образ создается глазом ума, mind’s eye. Стивен Пинкер, создатель оригинальной концепции языка (язык как инстинкт), обращает наше внимание на слова Сальвадора Дали, который посредством воображения умел видеть невидимое и необычное: «To gaze is to think» («Пристально смотреть – значит думать»).

Совершим краткий экскурс в историю философии и попытаемся обозначить основные вехи развития представления о ментальных образах и воображении и их когнитивных функциях. В античной философии именно Аристотель первым обратил внимание на существенную роль образов в человеческом познании. До него Платон рассматривал образы как безнадежно обманчивый материал на пути познания; только интеллигибельные сущности, эйдосы являются маяками на пути к истине. Аристотель в сочинении «О душе» использовал слово «фантазмы», которое переводится ныне как ментальные образы. «Фантазма» – греч. φάντασμα – означает «видение», «призрак», «сновидение», «отражение», «воображение», «представление». Фантазма, по Аристотелю, подобна рисунку или отпечатку на восковой доске.