Эн-два-0 плюс Икс дважды - [3]

- Вот что, дорогие коллеги и, главное, ты, Сергей Ипполитыч! Что там ни говори, а молодые люди эти разрушили наши с тобой планы. Вдребезги. До основания!

Ты всю ночь лелеял каких-то там своих упарышей или занорышей, мормышки точил... Я тоже спал беспокойно. А вон - двенадцатый час, куда же ехать? Всё убито, как мой лаборант говорит...

Да нет, мои юные друзья, судите сами. Двое старцев собрались в кои-то веки на лоно. Он половить лососей или там омулей, не знаю кого. Я - с кукушкой поконсультироваться, сколько она мне лет накукует... И вот... Ну... "Мне отмщение, и аз воздам!" Сейчас мы им воздадим, Сереженька! Казнь я уже придумал - такую казнь, чтоб царь Иван Василич... Мы и сами никуда не поедем и их не пустим. Мы повелим, чтобы Марья Михайловна распаковывала твой "Мартель" и мои эти... как их? Ну, ну, не бутерброды, а... сэндвичи, а то ты меня убьешь, и еще хороший кофе. И заставим мы их разделить с нами трапезу. Но главная пытка не в этом. Мы усадим их п поведаем им все про закись азота. Всю историю, грустную, но поучительную, и в то же время правдивую от первого слова до последнег о. "Нет повести печальнее на свете", чем повесть о Венцеслао Шишкине, о Сереженька! Ведь я не преувеличиваю? Об одном из величайших химиков того мира, о человеке, достойном мемуаров и памятников, если бы... О судьбе поразительной и невнятной. О том, что б ыло и чего не стало...

Сергей Игнатьевич, ты только подумай! Та наука, к служению которой готовились мы с тобой когда-то, - разве она похожа па нынешнюю? Совершенно не похожа. Те проблемы, которые были для нее передовыми, - где они теперь, в каком далеком тылу мы их оставили?..

Те методы, которыми тогда работали ученью, - кто теперь применяет их? Так пусть же они заглянут в то наше "тогда". Пусть они увидят, каким оно было... Отказываться? Ничего не получится, милая барышня... Матрикул-то ваш... Прошу прощения, _зачётка-то_ ваша - вот она! И он ее еще не подписал, этот вздорный старик Коробов. Так вот: с закисью азота вы еще как-нибудь разберетесь, а с Коробовым не советую конфликтовать...

Решено? Принято? Сережа, будь другом: сходи к Марье Михайловне на кухню...

БАККАЛАУРО В ГОДУ ОДИННАДЦАТОМ

То был еще не старый мужчина, готовый ко

всякие неожиданностям...

Дж. Хантер. "Охотник"

В те весьма далекие годы - молодые люди, не заставляйте себя угощать! - я, студент третьего курса Санкт-Петербургского имени императора Николая Первого Технологического института, снимал комнату на Можайской улице, неподалеку от своей альма-матер... Годы были глуховатые, жизнь спокойная, к лету на трех четвертях питерских окон появлялись белые билетики - сдавались квартиры, комнаты, углы.

Мне повезло: вот уже три года, как мне попадались чудесные хозяйки, менять местожительство - никаких оснований.

Глава семьи - сорокапятилетняя вдова полковника, убитого под Ляояном, моложавая еще дама, с чуть заметными усиками, с таким цветом лица, что хоть на обертку мыла "Молодость". При ней - дочка, Лизаветочка, прямая курсистка из чириковского романа. Рост - играй Любашу из "Царской невесты". Русая коса ниже пояса, глаза серые, строго-ласковые, сказал бы я. И туповатенький, несколько даже простонародный мягкий нос... В общем, на что хочешь, на то и поверни: можно Нестерову любую кержачку в "Великом постриге" писать, можно Ярошенке - народоволку-бомбистку. Кто их знает, каким образом появлялись тогда в русских интеллигентских семьях этакие удивительные девы, среднее пропорциональное между Марфой у Мусоргского в "Хованщине" и Софьей Перовской. Такие - то сдобные булочки с тмином пекли, вспыхивая при слове "жених", то вдруг уезжали по вырванному силой паспорту в Париж, становились Мариями Башкирцевыми или Софьями Ковалевскими, стреляли в губернаторов, провозили нелегальщину через границу... Знаете, у Серова - "Девушка, освещенная солнцем"? Вот это-Лизаветочкин тип...

Жил я у них с девятьсот восьмого, холерного года, стал давно полусвоим. Ну чего уж на старости лет кокетничать: да, нравилась мне она, Лизавета... Но время-то было, молодые люди, какое? Вам этого и не понять без комментариев. Нравилась, нравилась, а - ком у? Студен ту без положения... Э, нет, таланты, способности не котировались... Человек - золотом по мрамору в учебном заведении на доске вырезан, а тело его лежит в покойницкой, и на него бирка "в прозекторскую" повешена, потому что востребовать тело некому. Или, кашляя кровью, обивает со своим патентом министерские пороги: "Сколько раз приказывал - не пускать ко мне этих санкюлотных Невтонов!" Нет, студент - это не "партия".

Впрочем, и сама Лизаветочка тоже летала невысоко: бесприданница. Во "Всем Петербурге" - справочнике, толщиной с Остромирово евангелие, но куда более остром по содержанию, - значилось: "СВИДЕРСКАЯ, Анна Георгиевна, дворянка, вдова полковника. Можайская, 4, кв. 37".

Ox, как много таких дворянок, с дочерьми, тоже столбовыми дворянками, перекатывались из кулька в рогожку по Северной Пальмире. Заводили чулочно-вязальные мастерские. Мечтали выиграть двести тысяч по заветному билету. В великой тайне работали белошвейками или кружевницами на какую-нибудь "мадам Жюли". Поступали в лектрисы к выжившим из ума барыням, или - всего проще и всего вернее - сняв барскую квартиру, превращали ее в общежитие, сдавая от себя комнаты жильцам.