Эммануэль. Римские каникулы - [27]

Эммануэль оборачивается к Гизе, как бы желая, чтобы девушка стала свидетельницей ее добрых намерений. Гиза, повернувшись к ним, явно не упустила ни слова из их диалога. Опершись подбородком на плечо крестьянки, Сильвана иронично ухмыляется.

– Если он это не сделает, – говорит красивая крестьянка, – я сделаю это своими руками… если вы не будете возражать.

Эммануэль вздрагивает. Одна из грудей Гизы совсем рядом с ее рукой. Она хватает ее, высвобождает из корсажа и прикладывается к ней губами, сжав зубы вокруг соска. Между ее бедрами пробегает влажная волна радости. Другой рукой она находит путь в промежность мужчины. Он облегчает ей задачу, расставив ноги и расстегнув брюки. Эммануэль извлекает оттуда уже возбужденный член. Она ощущает пальцами его твердость. Пренебрегая всякими предварительными действиями, она начинает ласкать его, а сосок Гизы от ее покусываний затвердевает, словно клитор.

– Так… Так… – стонет Сильвана.

Эммануэль смотрит ей прямо в глаза.

Власть этого взгляда кажется ей почти магнетической. Она больше не чувствует вибрирующий член между пальцами, не чувствует затвердевший сосок. Бездонные глаза Сильваны полностью овладевают ею.

«Нет, – отчаянно говорит она сама себе, – я не могу наслаждаться так… Я не хочу…»

Она едва не доводит себя до болезненных рыданий под властью голубых глаз, инквизиторски смотрящих на нее. Она концентрируется на груди Гизы. Она ничего больше не знает, это – как сладкая и счастливая смерть, уносящая ее далеко-далеко.

* * *

– Пейте.

Эммануэль механически берет стакан и делает большой глоток. Теперь голова ее снова становится ясной, хотя и немного кружится.

– Спасибо.

Она возвращает стакан неизвестному, который предложил ей вино, и узнает скрюченные темные пальцы. Людовико улыбается ей. Но его глаза полны ненависти.

И тут вдруг все взоры обращаются к князю Маджоре, который что-то радостно объявляет.

Девушка, раздетая до пояса, вытягивается на столе посреди торопливо раздвинутых блюд и предлагает себя своему хозяину. При виде этой полудетской вульвы, едва прикрытой короткими волосами, Эммануэль чувствует, как ее горло сжимается. И вдруг опьяняющий аромат Сильваны возникает где-то совсем рядом.

– Будьте осторожны, он будет лишать ее девственности.

– Здесь, на глазах у всех?

– Это часть ритуала.

Эммануэль пытается рассмотреть лицо юной девушки, которой две крепкие крестьянки приподнимают плечи и голову. Одна из них – Гиза, и она нежно ласкает щеку новенькой, шепча ей что-то на ухо. Два профиля настолько похожи, что у Эммануэль зарождаются подозрения.

– Это тоже дочь князя?

– Конечно. А ее мать отвечает за подготовку.

Женщина примерно тридцати пяти лет, высокая и сильная, с прекрасными плечами, открывающимися из черного корсажа, показывающего также и высокую грудь, стоит рядом с князем и медленно ласкает его под столом. Эммануэль инстинктивно проскальзывает рукой между бедер Сильваны. Она входит в нее пальцем, а потом подносит его ко рту, чтобы облизать.

– Эгоистка! – протестует Сильвана.

– Не до такой степени, как вы.

Теперь тишина стала абсолютной. Все смотрят на центр стола, где лежит обнаженная девушка. Ее одежда разбросана по полу. Маленькие груди с коричневыми сосками упрямо торчат.

– Как ее зовут? – бормочет Эммануэль.

– Антуанетта, – отвечает Сильвана.

Князь лезет на стол и выпрямляется во весь свой высокий рост, поправляя масляные лампы, освещающие тело девственницы. Он скидывает камзол и рубаху. Вынутый из бархатных ножен, его огромный член выглядит как бронзовый меч. Антуанетта бросает на него испуганный взгляд. Тогда, как ни странно, он смягчает голос:

– Смелее, моя дорогая. Я сделаю из тебя женщину.

И мать, склонившись над дочерью и обнимая ее, нежно добавляет:

– Ты должна пройти это последнее испытание, чтобы познать удовольствия любви.

Слышит ли это князь? Он встает на колени, отодвигает стаканы и располагается между бедрами девственницы. Он едва касается влажной промежности и короткими толчками, бесконечно медленно, начинает проникать в нее… Слабый крик девственницы теряется в громе криков и аплодисментов.

Эммануэль хочет подбежать к Антуанетте, но посреди всего этого хаоса она вдруг слышит пронзительный голос Сильваны. Она поворачивается. Загадочная молодая женщина стоит неподвижно, веки ее сжаты, губы дрожат. Она выглядит окаменелой.

«Она кончает, – думает Эммануэль. – Сильвана затолкала пальцы в свое влагалище, – она кончает, и я – вместе с ней… с ней… с ней…»

Она отталкивает ноги Гизы, и та прижимается к мужу, раздвигая колени, чтобы тому было удобнее.

– Этой ночью есть место для всех, мадам.

«Это уже слишком, – думает Эммануэль, – все не могут любить друг друга одновременно».

И она закрывает глаза.

* * *

– Можно?

Она открывает глаза, и ей кажется, что она отсутствовала целую вечность, ее взгляд встречается со взглядом Людовико. Эммануэль пытается оправиться: она понимает, что кто-то расстегнул последнюю пуговицу ее платья, и что она теперь выставлена обнаженной для всеобщего обозрения. Она лежит на скамейке, словно какой-то товар… Она ищет взглядом Сильвану. Та сидит на столе, полностью одетая, в своем белом монашеском платье, и ее лицо наполовину скрыто под широким капюшоном.