Эмма - [81]

— Несомненно, это будет предметом пересудов, — ответил Августин, — но потом пересуды затихнут и забудутся. Они не дойдут до тех знакомых, кто сейчас находится в Европе. Если никто из них не услышит сплетен и не прочитает этого заявления, то посвящать ли их в эту историю, и насколько, останется делом твоей совести.

Мистеру Эллину было вполне понятно, что Августин осторожно намекнул на Эммину помолвку. Он считал, что помолвка непременно расстроится, если Орлингтон узнает об участии своей нареченной в похищении младенца.

— Предоставь мне самой договариваться с собственной совестью! — сказала Эмма. — В твоих советах на этот счет я не нуждаюсь.

— Тогда больше говорить не о чем, — заключил Августин. — Если, разумеется, ты не хочешь высказать сожаления о случившемся.

— Какой в этом толк? — презрительно спросила Эмма. Мистер Эллин совершенно не представлял, что бы могли ответить ей хранившие молчание братья. Самому же ему казалось, что слова, одни слова не значат ничего, если вспомнить о Тинином детстве, населенном призраками, о тяжелых испытаниях, которые ей пришлось пережить в «Фуксии», ее совсем недавних страданиях в сиротском приюте. А разве можно забыть мое долголетнее одиночество? А две могилы — на кладбище в Литтл-Парборо, а другая — далеко, на дне бушующего моря? Мистер Эллин взглянул на Эмму, она ответила ему твердым взглядом. Что крылось за этой глухой стеной — раскаяние, сожаление, чувство стыда, кипящий гнев, холодное безразличие или просто облегчение? Как знать/ Ему вспомнилась старинная русская поговорка: «Чужая душа — потемки» — да, потемки, непроницаемая тьма, бездонный мрак.

После того как все присутствующие подписали признание, один экземпляр его был вручен мистеру Эллину. Затем братья Чалфонт и мистер Эллин подписали заявление, предназначенное для газеты. Ледяным тоном Августин подвел итог.

— Это все, — сказал он, обращаясь к Эмме. — Ты можешь идти.

Эмма встала и, почтив своих судей великолепным реверансом, неторопливо и величественно вышла из комнаты. На всю жизнь мистер Эллин сохранил восхищение ее мужеством и умением держать себя в руках. Однако его внимание вскоре было привлечено визгами, странным образом мешавшимися со смехом. Миссис Августин Чалфонт впала в истерику.

Эмма не могла не слышать этих криков, но она не вернулась помочь невестке. Четверо мужчин, как могли, пробовали привести ее в чувство. Но они мало что могли, поскольку ни один из них не имел никакого представления о том, как действовать в таких случаях. Гай побежал за водой, собираясь смочить виски больной; Лоуренс так широко распахнул окно, что оказавшаяся слишком близко от лампы занавеска занялась огнем; Августин заклинал, взывал, умолял; а мистер Эллин закрыл дверь, чтобы шум не долетал до комнат прислуги.

Наконец бедную даму удалось успокоить. Они, стараясь не шуметь, двинулись вверх по лестнице, Лоуренс и Гай шли впереди и свечами освещали дорогу, Августин заботливо поддерживал жену, мистер Эллин замыкал процессию.

Когда мистера Эллина препроводили в отведенную ему комнату, ночь уже подходила к концу. Около часа он провел, перелагая на бумагу Эммино признание так, как оно ему запомнилось. Он делал это, считая, что я захочу узнать, о чем она рассказывала.

Незадолго перед этим он записывал рассказ одной сестры, а сейчас писал историю другой, и как разнились при этом его чувства! В тот раз его пером водила любовь, теперь, казалось, оно налито свинцом. К тому же его не оставляло ощущение, что за каждым движением его руки неотрывно следят глаза, угрожавшие ему с портрета на стене библиотеки. Однажды он даже поймал себя на том, что повернулся в кресле, словно ожидая увидеть врага. Но за кругом света царила темнота.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Мистер Эллин не мог предположить, что Эмма появится за завтраком, на котором ее невестки почти наверняка не будет. Если миссис Августин останется завтракать в комнате, неужели у мисс Чалфонт хватит дерзости взять на себя обязанности хозяйки?

Но когда мистер Эллин вошел в столовую, она была там и беззаботно болтала с Лоуренсом, который, по всей видимости, уже побывал на конюшне. Эмма оживленно обсуждала с ним достоинства своей новой кобылы.

— Где ты взяла денег, чтобы купить такую красавицу? — спросил Лоуренс. Он не добавил «после всех твоих последних расходов ты наверняка сидишь на мели!», но ход его мыслей был ясен.

Эмма нисколько не смутилась.

— Царица — это подарок моей милой бабушки, — ответила она и, улыбаясь, шагнула навстречу гостю.

Вероятно, в надежде разрядить мрачную атмосферу, Августин распорядился, чтобы двое старших детей завтракали не в детской, а внизу, со взрослыми. Умело и старательно Эмма — образцовая молодая тетушка — выполняла их просьбы, срезала верхушки сваренных всмятку яиц, клала сахар в чашки с молоком. Она не сторонилась и общего разговора, ее реплики отличались умом и живостью, и мистеру Эллину с трудом верилось, что события прошлой ночи не были плодом его необузданного воображения.

Эта иллюзия рассеялась, как только он поймал ее взгляд, наблюдавший за ним с тем же самым выражением, что портрет на стене библиотеки. Враждебный взгляд через мгновенье исчез, и Эмма снова превратилась в очаровательную хозяйку и заботливую тетушку двух бледных детишек, смотревших на нее со сдержанным уважением, к которому, как заметил мистер Эллин, примешивался благоговейный страх. Нечто похожее на благоговейный страх можно было увидеть и на лицах Августина и Гая, чье мнение о сестре не было известно мистеру Эллину. Лоуренс же ясно высказался, как только Эмма отошла настолько, что не могла его слышать: «Она восьмое чудо света!»