Эмигрант с Анзоры - [8]

— Я даже обещаю тебе избавление от административного наказания, — сказал Зай, глядя на меня напряженно. Надо же, взял на себя обязанности Лобуса. И вот эти самые его слова вдруг упали на одну из чаш, и весы решительно покачнулись.

— Один я был, — я облизнул губы, — не могу же я врать. Я один был.

— Ну что же… — Зай явно взбесился, но по внешнему его виду и по тону это нельзя было понять. — Как пожелаете. Твоя воля, двести восемнадцатый. Пожалуй, мы начнем с административных мер. Ведь сенсар ты все-таки взял, не так ли? В связи с явной ложью, я думаю, мы имеем право применить более жесткое наказание. Скажем, неделя карцера.

— Э… — протянул Лобус. Зай наклонился к нему, и они пошептались. Я знал, о чем. Лобус не любил сажать кого-либо в карцер, тем более — хорошо работающих людей. Мало того, что работник на неделю выпадает из производства, так еще после тамошней сырости и холода (холодрыга там страшная, я сидел как-то два дня) люди обычно заболевают. Зай кивнул.

— По просьбе начальника квартала мы тебе наказание заменим. «Качалка» — (я вздрогнул, и наверное, он заметил страх, промелькнувший на моем лице), — семь раз.

— Завтра выйдешь на производство, раз уж план горит, — распорядился он. — Следствие продолжится еще какое-то время. А наказание пройдешь немедленно. Или? — он с некоторой надеждой посмотрел мне в лицо. — Может быть, все-таки, подумаешь? А, двести восемнадцатый?

Честно говоря, качалка пугала меня еще больше, чем возможный арест, сломанная судьба и даже смерть. Все это — где-то в отдалении, неясно еще. Мы привыкли жить текущим мгновеньем. А наказание — вот оно. Большинство это наказание рано или поздно получает, вот и мне пришось в прошлом году (за прогул). С тех пор мне иногда снилась эта боль — точнее, слабый ее отголосок — я вздрагивал во сне и просыпался в холодном поту.

Нет, не то, чтобы моя решимость как-то ослабла. Выдать ребят все равно невозможно. Но с этой минуты мне казалось, что я занимаюсь медленным самоубийством. Ужасно хотелось лечь на пол и закричать, что никуда я не пойду, пускай несут, привязывают, если хотят. Но я только слегка кивнул Заю и очень медленно, потихонечку пошел к двери. Зай двинулся за мной. Я остановился.

— Ну что, пойдешь, или вызвать дежурных? — поинтересовался Зай. Я толкнул дверь.

Ребята мои стояли в коридоре, у подоконника. На короткий миг я встретился взглядом с Таро, потом с Арни. Зай слегка подтолкнул меня в спину. Я пошел по коридору, с каждым шагом словно преодолевая вязкое сопротивление воздуха.

Качалка находилась в специальной комнате, внизу, в подвале. Поворачивая на лестницу, я увидел мельком, что мои ребята идут за мной. В отдалении, конечно. Но кто им может запретить погулять по административному корпусу? До отбоя еще есть время.

Было очень холодно. Казалось, ветер продувал насквозь — хотя какой ветер в помещении? Идти ужасно не хотелось. Это уже не я шел, а кто-то другой двигал моими ногами, кто-то другой ввел мое тело в маленькую комнатку, где в углу были навалены какие-то шины. Неизвестно зачем и откуда. И когда Зай сказал «раздевайся», этот кто-то стянул с меня куртку и бросил ее на пол. И когда Зай спросил, не передумал ли я, этот кто-то покачал моей головой. И подвел меня к качалке и заставил лечь на живот. Зай стал меня привязывать.

Качалка — это такая штука, машина такая, от нее отходит перекладина в виде буквы «п». Человеку связывают сзади руки и слегка подвешивают за веревку на перекладине. Так что приходится стать на колени, согнувшись. При этом перед лицом ставится на пол большая кювета, потому что обычно после качалки бывает рвота. Ноги сзади прижимаются специальной скобкой, а то человек так дергается, что иначе все сразу слетит. И вот после этого вдоль позвоночника накладываются такие пластинки, чем больше, тем больнее, а от них идут провода к машине. Зай налепил мне вдоль всей спины и еще на затылок одну. Прошлый раз всего три пластинки было, гад. Это не электричество, и вообще никто не знает толком, что это за штука такая. Излучение, что ли… и оно действует на нервные окончания. Даже если ее просто к руке приложить — боль будет как от ожога. А позвоночник пробивает со страшной силой. Там же все главные синапсы находятся, так что боль идет по всему телу.

Зай наклонился ко мне.

— Ну, двести восемнадцатый, — сказал он задушевным тоном. — А ведь еще не поздно. Давно тебя били-то?

— В прошлом году, — сказал за меня кто-то другой, я услышал свой голос как сквозь пелену.

— Помнишь, каково это?

— Помню.

— Ну что, может, еще переиграем?

— Нет, — прошептал я. И тогда Зай ударил.

Позвоночник у меня просто выдрало из спины, с кровью, с кожей, и какие-то железные лапы стали ломать каждый позвонок в отдельности, и волны боли отдавались по всему телу, до кончиков пальцев, особенно — в голову от затылка. Удар должен длиться не больше двух секунд, но для меня все это длилось не меньше часа, наверное. Тяжело дыша, я упал на вывернутых руках, почти коснувшись головой кюветы.

Зай ударил во второй раз. Когда я смог осознать еще что-то, кроме боли, меня уже выворачивало — во рту стоял вкус перловки с желчью и почему-то кровью, и весь мой скудный ужин мигом оказался на дне кюветы. Зай заботливо дождался, пока я проблююсь, и потом только ударил в третий раз.