Эмерит - [115]

— Скажи мне, Машенька, как прошел конкурс? — спросила Арина наследницу.

— Все хорошо, мамА, я и моя команда выиграла.

— Да? — приподняла бровь княгиня. — А как ты это решила?

— По очкам, — пожала плечами Мария. — В первый день моя команда получила сто двадцать очков и во второй сорок. Итого сто шестьдесят. У следующей за мной Дашковой на очко меньше. И наша Ира молодец — взяла сто пятьдесят пять очей.

— Это все отлично, а как ваша главная цель — молодой Шонуров?

— Ну, у него всего сто двадцать очей после первого дня, а дальше он сбежал. Так что он далеко от первого места.

— Маша, ты понимаешь, что я спрашиваю не о его очках. Как ваши успехи в приручении Шонурова?

— МамА, все шло хорошо, мы завладели его вниманием, и он даже появился в нашем номере для адюльтера, но я все испортила, — со вздохом начала каяться княжна. — Я захотела его поставить на место, чтобы он ценил наше внимание, но перегнула палку…

— Продолжай.

— В общем, он меня опять оскорбил и сбежал. Видимо испугался.

— Может быть, ты его перед этим чем-то оскорбила?

— Я ему сказала правду, он — безродная чернь!

— Ох, Мария-Мария, ничему тебя жизнь не учит, — со вздохом покачала головой княгиня и вдруг начала повышать голос, заводясь. — Да что с тобой? Опять моча в голову ударила?!? Когда ты уже окоротишь свою спесь и начнешь думать головой, а не задницей?!? Как может безродный выдать Императорский гнев, свойственный архимагам??? Он, что, архимаг? Нет! Значит, и правда, в нем течет королевская кровь! Впору поверить в бредни желтой прессы!

Княжна сидела, понурив голову. Ну да, как-то она не увязала вспышку гнева Ярослава с его рангом и возможным происхождением. Да и вообще, всё прошло не так, как планировалось. И ещё Ирка на нее дуется после той ночи, отказываясь разговаривать. В общем, мама, как всегда, права.

— Что, молчишь? Значит так, Мария. Я вижу, что ты не умеешь держать себя в руках, а это непростительно будущей главе клана. Своей волей я назначаю Ирину наследницей клана Юсуповых!

— Но мамА! Ты не можешь так со мной поступить!

— Могу и поступлю. А ты с сегодняшнего дня обращаешься ко мне на «Вы» и по имени отчеству. Все понятно?!? Иди к себе, позже я сообщу тебе свою волю, чем ты теперь будешь заниматься.

* * *

Дворец Лопухиных в Санкт-Петербурге.

Наталья Леонидовна пребывала в дурном. Все пошло совсем не так, как она планировала, и теперь у нее пригорало. Она взяла телефон и позвонила дознавателю.

— Что наш подозреваемый?

— Не сознается в покушении. Мы уже и менталиста привлекли, но она говорит, у него какая-то в мозгу аномалия. Просит его изучить, я ее отправил к вам.

— Правильно. Никаких изучений. Завтра применить к нему форсированный допрос с экзаменом. Если результата не будет, определите его в общую камеру к уголовникам. Он должен дать признательные показания… Говорят, многие молодые люди стали слишком ранимы и слишком близко всё к себе воспринимают. После стресса у них бывает плохо с сердцем, но что поделать?

— Ваше сиятельство, все понял, сделаем.

Подумав немного, княгиня вызвала к себе дочь.

— Анечка, собирайся. В империи стало неспокойно. Езжай-ка ты на воды в Баден-Баден.

— Что случилось, мамА?

— Пока ничего, но мне будет спокойнее, если ты на время уедешь. Я допустила ошибку, не хочу, чтобы ты из-за меня пострадала.

— Так давай уедем вместе!

— Нет, если ты бежишь — ты виновен. Я останусь и буду бороться за клан.

— Хорошо, мамА, как скажешь.

— Расскажи мне о своих делах. Как ваш конкурс прошёл?

— Ой, я не говорила, Ярослав был в нашей группе настоящим лидером! Он выдал нечто! Представляешь, он всех придавил вспышкой Императорского гнева! Я чуть не описалась! Он и правда отпрыск Испанской королевы?

— Это газетная утка… Хотя, я уже ни в чём не уверена.

— Было бы интересно, если бы это оказалось правдой! Я ему звонила, пыталась к себе заманить, но он вежливо отказался.

Княгиня глубоко ушла в свои мысли, в кабинете воцарилось молчание. Через долгие полминуты она отмерла.

— Да, жаль, что все так получилось. Ладно, времени мало. Собирайся, Анечка, в дорогу. Дай я тебя обниму на прощание.

* * *

Сегодня за меня взялись всерьез. Хорошо хоть, что дали помыться и покормили. Выдали бесформенную арестантскую робу, старую одежду выкинули. На допросе с пытками меня отмудохали так, что идти сам не мог. Штатная лекарка подлечила открытые раны, чтобы не кровили, ополоснули под шлангом и отконвоировали в новую камеру. Ага, все по-классике. Решили засунуть в пресс-хату к уркам, решил я, когда увидел соседей по новой камере.

— Вечер в хату, бродяги! — развлекаться, так развлекаться. В своей бурной молодости прошлой жизни я общался с разными людьми, нахватался всего понемногу.

— И тебе не кашлять. Обзовись, кто таков? — подал голос невысокий жилистый мужичок с портаками на руках.

— Да тоже бродяга, только из деловых.

— Барыга, значит… Кому отстегиваешь?

— Никому, я сам по себе.

— А может, ты фраерок блудливый, а не бродяга? Смазливый слишком, не похож на нашу масть.

— Ты что-то предъявить хочешь?

— А если и хочу, ответишь? — набычился он.

Из угла камеры раздался хриплый голос, прерывая нашу дружескую беседу: — Остынь, Ерофей, не цепляй парня, не видишь, после экзамена он? Пусть по-человечески все обскажет. Иди сюда, паря, падай на шконку.