Эмбер. Чужая игра - [37]

— И распахнулись стены узилища! — доносится из коридора. Это Гилва с Паолой, веселые и возбужденные, возвращаются с прогулки. Если веселые, наверняка нахулиганили. Лучше не расспрашивать.

— Скажите честно, в милицию вы не попадали?

— Как ты узнал? — изумилась Паола. — Но мы делали все, как ты велел. Никого не обижали, честное слово! Поперек слова никому не сказали…

— Не верю.

— Ну я ему сказала, что это моя шпага, и пусть на нее глаз не кладет, мент позорный, свою иметь надо, и что пусть не жрет в два горла, и нефиг…

— Продолжай, продолжай.

— А он говорит, что мы нарушили право. А я ему — что мое право — на кончике моей шпаги! А он — что мы будем платить штраф, или не будем, и что пусть Гилва перестанет ходить из угла в угол. Только уже поздно было!

— Что поздно?

— Гилва уже его костюм в золотой превратила! Пусть подавится, жадный! Вот смеху было! Сидит он за столом — и пошевелиться не может. Сюртук — золотой, штаны — золотые, ботинки — золотые. Носки — и те золотые. Даже стул под ним — золотой!

— Не сюртук, а пиджак. Дальше что?

— Он как завопит! А мы сидим скромно, в уголке. Две испуганные мышки. Народу набежало! Нас поскорее в маленькую комнатку с железной дверью отвели и на ключ заперли. Тут Гилва и говорит: «А ты знаешь, где мы? Это узилище». А я говорю: «Ах, так! Глаз за глаз, зуб за зуб!» Мы с Гилвой все обговорили и начали вдвоем по комнате кругами ходить. Гилва боялась, что ничего не получится, потому что она вызвала знак Логруса, а я — знак Лабиринта. Но мы следили, чтоб они не сближались, и все вышло в лучшем виде! Мы им во все окна и двери решетки вмуровали. Из кованого железа, в два пальца толщиной! Ни войти, ни выйти!

— А сами как вышли?

— Через дверь. Прямо на улицу. Потом дверь заделали, чтоб как раньше, стена была. А там уже машин наехало… Большие красные. Еще большие, зеленые. Маленькие белые. Все бегают, суетятся! Потом еще машины приехали, люди стали решетки огнем резать. Как бы не так! Мы такое железо наколдовали, что его пламя ада не возьмет! Тогда они стали дыры в стенах долбить. А мы ушли домой!

— Паола, иди ко мне, сядь на колени. Вот так, умница. Сейчас я начну тебе ухи крутить.

Паола взвизгнула от такого коварства и отскочила в угол.

— За что?!

— Я же говорил: с оружием из дома — ни ногой!

— То оружие дома! Ты не велел, я не брала. А эту шпагу я сама наколдовала!

Дальше начинаются всхлипывания, неясные упреки, намеки на то, что кое-кому все можно. А в Эрмитаже даже конные рыцари по залам дозором ходют.

— Ты их видела?

— Вот еще! Кланяться! Это они мне кланяться должны.

— Так видела, или нет?

— Ну что ты привязался?

Гилва отлипла от дверного косяка, плюхнулась в мягкое кресло и прикрыла ладонями лицо. Только по вздрагиванию плеч понял, что она смеется. Паола растерянно оглянулась на подругу.

— По закону они меня должны приветствовать. Я Лабиринт прошла…

— На мне проехала, — вставляю я.

— … мне любой рыцарь должен дорогу уступать. Но вдруг они меня не узнают? Я же как простолюдинка одета. Это пока докажешь дуболомам — до смертоубийства дойдет. А убивать ты запретил. Ну, я, как их увидела, Гилву за руку — и шмыг в другой зал. Чтоб не встретиться.

— И начали мы бегать по крутым лестницам и узеньким коридорам, — все так же, не отнимая рук от лица, прокомментировала Гилва.

— Понятно… Понимаешь, Паола, в рыцарском зале Эрмитажа стоят чучела лошадей. А на них посадили чучела рыцарей. Они там сто лет стоят.

— Ну и глупо! Ну и не смешно! — обиделась Паола и надула губки.

— Уже не стоят, Повелитель. Паола с перепугу играла отражениями. Не знаю, как рыцари, но по паркету стучали копытами очень даже живые лошади.

Закрываю глаза и пытаюсь представить, что мог натворить в Эрмитаже даже один рыцарский конь. О, мама мия!

— … да наоборот как раз! Ничего я не могу! Связан! Понимаешь, по рукам и ногам связан всемогуществом!

— Не шуми, Дан.

— Богданчик, милый, успокойся. Все хорошо. Хочешь, я тебе водички налью?

— Простите, девчонки. Но я на самом деле ничего не могу.

— Но ведь у тебя есть эти… сенсоры, сканеры, датчики всякие.

— Гилва, научный метод познания основан на повторимости результатов. И независимости результата от личности экспериментатора. А все приборы вокруг меня показывают то, что я хочу видеть. Телевизор видишь? Хочешь, сейчас по телевизору Паолу покажут?

— Нет-нет! — взвизгнула Паола, а я обернулся к экрану.

— … удивительно стойкий вкус! А что вы скажете? — обратился ведущий рекламы к толпе. Камера остановилась на Гилве и Паоле.

— И на самом деле, — Паола продемонстрировала в объектив все 32 зуба. — Вкус как у дерьма, но такой стойкий!.. — и скорчила рожицу.

Паола сорвалась с места и выключила телевизор.

— Сволочи! Без конца крутят!

— Вот видишь! Я даже напряжение в сети не могу измерить! А этот мир вокруг — он весь держится на приборах, на технике! О своем мире я и не говорю!

— Дан, это все потому, что ты рожден не для этого мира. Живи во Дворах Хаоса. Или в Эмбере. Тебя и там, и там примут.

— Уже приняли… Лабиринт хотел убить, Логрус хотел убить…

— Это они с перепугу. А как поймут, что ты им не угрожаешь, успокоятся, и все будет хорошо. Ты обратил внимание, как тепло тебя в Эмбере встретили? Все за тебя переживали, когда ты Узор топтал. Чтоб все за одного — такое там редко бывает.