Эмбер. Чужая игра - [19]

— Так будет со всяким, кто меня ударит. Зачем вы приказали им меня ударить, Бенедикт?

— Поняли, недомерки?! Так будет со всяким, кто ударит моего мужа! Он даже Гилве голову отрубил. Но потом на место приделал! — это, конечно, Паола.

— В камеру его. Но не рядом с Гилвой.

— А эту, кусачую?

— Тоже.

— Маску надеть?

— На нее? Не нужно.

Мне стягивают ноги ремнем, поднимают, несут.

— Мухомор… Откуда здесь мухомор?.. — слышу голос Бенедикта перед тем, как закрывается дверь.

ИГРА ВСЛЕПУЮ

Слышу, как гремят запоры соседней камеры. Удаляющийся топот сапог.

— Гады! Ублюдки! Мой муж вам уши обрежет!

— Паола, не шуми.

— Богдан, ты здесь? Ты Гилву не видел?

Звездочка ты моя ясная. В маске — видел? «Посмотрим» — сказал слепой.

— Здесь я, — слышу отдаленный голос Гилвы.

— Вот здорово! Мы все в сборе, пора отсюда выбираться. Богдан, я обещала, что ты им уши обрежешь, но если не хочешь, можешь не обрезать. А то они вопить начнут и шум поднимут.

Рассудительная моя.

Измеряю камеру шагами и слушаю, как Гилва объясняет Паоле, что мы ничего сделать не можем. Нельзя менять отражения в полной темноте. Нельзя использовать манипуляторы Логруса, если руки засунуты в железную трубу. Мне бы ее заботы. Я убил четырех человек. В такой дерьмовый мир попал. А когда с Гилвой встретились — тоже чуть-чуть друг друга не поубивали.

Я четырех человек убил, и все восприняли это как само собой разумеющееся. Пригласили в гости, стукнули по голове. Четыре трупа, трое в кутузке, трое при смерти. Славная вечеринка получилась! Срань! Как Гилва говорит. Ехали по дороге, никого не трогали… Нет, отсюда надо убираться ко всем чертям!

А почему, собственно, нельзя управлять отражениями в темноте? Если я отчетливо представляю образ того места, куда хочу попасть, какая мне разница, есть свет, или нет?

Около часа марширую по камере. Действительно, нельзя. В чем причина?

В дверь стучит молодой, очень вежливый солдат. Говорит, что принес ужин. Машинально говорю ему: «Войдите». Входит, кормит меня с ложечки, вытирает салфеткой губы, спрашивает, не желаю ли я облегчиться на ночь. Я желаю. Парнишка отводит меня к дырке в полу, расстегивает штаны. Ну и сервис в этом отеле! Тебе даже задницу губкой подотрут!

Пока делаю свое дело, узнаю, что в замке ждут Корвина. Он будет утром. Должен посмотреть на нас, и сказать, мы ли это. Интересуюсь, что такого может сказать Корвин, если мы с ним ни разу не встречались. Парнишка этого не знает. Но Мерлин удалился в неизвестном направлении, и никто не знает, где его искать. Иногда он сам появляется, то один, то с Корал, потом снова исчезает. Никто не знает, когда он появится в следующий раз.

Хороший парнишка. Вежливый, отзывчивый. Интересуюсь, кто такой? Сын местного палача, так-то. Все равно хороший.

Парнишка уходит, а я возвращаюсь к своим баранам. Кому нужен свет? Отражению? Нет. Снаружи свет есть. Это под маской темнота. Глазам? Мозгу? Мозгу, наверно. Идут сигналы по зрительным нервам, раздражают какие-то участки коры… Без этого раздражения не работают соседние, которые тасуют отражения. Логично? А пес его знает! Все равно, дальше — сплошная метафизика. Но гипотеза есть. Нужно проверить. Как раздражить зрительный нерв? Можно — головой об стенку. Чтоб искры из глаз. Только эффект непродолжительный. Кратковременный эффект. Есть еще фосфены. Такие цветные пятна, которые видишь, если крепко зажмуришься.

Минут десять экспериментирую и выясняю, что фосфены в правом глазу самые яркие, если посильнее прижаться углом маски к стене. Теперь нужно добавить движение. Пячусь задом, царапая углом маски по стене. Упираюсь в угол, иду на исходную позицию и вновь пячусь. На шум заглядывает парнишка.

— Сэр Богдан, вы так стенку не проковыряете. Там под штукатуркой камень.

— Важен не результат, важно действие, — объясняю я ему. — Не могу же я ничего не делать. Скучно. Характер не позволяет.

Парнишка уходит, успокоенный. Вновь вызываю образ Лабиринта и царапаю маской по стенке. Сколько царапин оставил я там? Двести? Триста? Давно сбился со счета.

Получилось!!! По-лу-чи-лось!!! Я сделал это!!! В маске зажегся маленький красный светодиодик! Теперь у меня перед глазами есть настоящий свет. Остальное — дело техники. Кружу по камере, превращая маску в инфракрасные очки. И маску Гилвы — тоже. Но ее очки пока выключены. Сюрприз будет.

Заработали очки. Вижу все в зеленом свете. Моя скромная каморка с охапкой соломы в углу совсем не похожа на комнату для желанных гостей. Но теперь все в моей власти. Кружу по камере, избавляясь от печной трубы, сковывающей руки и, заодно, на стене, напротив двери, формирую еще одну дверь. Эта дверь ведет в коридор, соединяющий наши камеры — мою, Паолы и Гилвы.

Кажется, достаточно. Выхожу в коридор, иду в гости к Паоле. Моя жена сладко спит, свернувшись калачиком на соломе. Бужу ее, зажав рот ладонью. Паола ощупывает мою руку, целует ладонь и сладко потягивается.

— Что так долго? — шепотом спрашивает она и, не удержавшись, хихикает. — Опять служба?

Я вдруг понимаю, что в камере абсолютная темнота. Паола меня не видит. Да будет свет! — беру ее за руку и веду в коридор. В дальнем конце теплится огонек свечки. Паола спешит к ней, поднимает, осматривает коридор.