Эмансипированные женщины - [25]

— Думаешь, ты ходила бы тогда в шелках?

— Конечно. Богатства принадлежали бы умным и красивым, а не уродам и простофилям, которые и оценить-то их не умеют.

— Я уверена, что пан Казимеж так не думает, — перебила ее Мадзя.

— Еще бы, конечно, не думает, только наслаждается жизнью и за себя и за меня. Но придет, быть может, и мой черед.

После этого разговора в душе Мадзи проснулась еще большая неприязнь к Эленке.

«Боже! — думала она, — чем быть такой дочерью и такой женщиной, лучше уж сразу умереть! Дай только Элене волю, она разорит мать».

Вскоре после того, как они вернулись домой, в пансионе кончились занятия. Мадзя стояла у окна и смотрела на улицу, где в эту минуту начал падать снег. Она видела, как девочки разбегаются по домам, словно шумный пчелиный рой, улетающий в поле; затем видела, как по двое и поодиночке идут учителя, и наконец заметила Дембицкого; около старика вертелся какой-то щеголь, одетый, несмотря на снег, в один узкий сюртучок и маленькую шляпу. Дембицкий медленно пересекал двор, иногда приостанавливаясь, а молодой человек забегал то справа, то слева, хватал его за пуговицы шубы и что-то с жаром говорил ему.

Снег на минуту перестал падать, молодой человек повернулся к окну, и Мадзя узнала пана Сольского. Невольно сравнила она бедную Элену, которая мечтала о шелках и брильянтах, и миллионера, который в узком сюртучке выходил на такой мороз.

Собеседники исчезли в воротах, а Мадзя подумала:

«О чем это они толкуют, уж не об Эленке ли? Если Дембицкий расскажет пану Стефану, как она вела себя на занятиях, то я бы на ее месте отказалась от поездки за границу».

Глава восьмая Планы спасения

Дембицкий и пан Стефан в эту минуту действительно вели серьезный разговор о пани Ляттер.

Начали они с того, что отправились обедать в изысканный ресторан на Краковском Предместье, где заняли самый уютный кабинет с готическими креслами, обитыми зеленым утрехтским сукном, и двумя большими зеркалами, на поверхности которых обладатели колец с брильянтами выписывали соленые словца, не отличавшиеся особым вкусом.

Щеголеватый кельнер во фраке и белом галстуке, с прямым пробором, подал им карточки и начал предлагать меню.

— Начнем с водочки и закуски, — предложил кельнер.

— За водку спасибо, — отрезал Дембицкий.

— А мне, пожалуйста, — сказал Сольский.

— Есть свежие устрицы.

— Отлично, — заявил Сольский.

— Так, к водке можно подать устрицы. Дюжину?

— К водке подайте два соленых рыжика.

— Два рыжика и дюжину устриц?

— Два рыжика без устриц, — ответил Сольский. — А может, вы, сударь, хотите устриц?

— Гадость, — проворчал Дембицкий.

— А на обед? — спросил кельнер.

— Мне — борщ, затем можно судачка, ну, кусочек сернины и компот, — заказал Сольский.

— Мне то же самое, только вместо сернины говяжью котлету, — прибавил Дембицкий.

— А вино?

— Полбутылки красного, — сказал Сольский, — а вам?

— Содовой воды.

Когда кельнер вышел из кабинета, навстречу ему шагнул хозяин.

— Ну как? — спросил он.

Кельнер махнул рукой.

— Рубля на два наберется.

— Только! — вздохнул хозяин. — Денег у таких — хоть пруд пруди, а всегда они скупы. Но ты к нему со всем уважением, он с вашим братом хорош, это пан Сольский.

— Который, тот, что постарше, или тот, что помоложе? — полюбопытствовал лакей.

— Тот, что помоложе, у которого не хватает денег на шубу.

Обслуживал кельнер на славу. Вовремя подавал кушанья, входя в кабинет, покашливал, выходил на цыпочках и Сольского титуловал ясновельможным. Гости за обедом беседовали.

— Вы, сударь, так ничего и не пьете, даже кофе, — говорил Сольский. — Не ложная ли это тревога с сердцем?

— Нет. С каждым годом мне все хуже, — ответил Дембицкий.

— Тем больше оснований заняться нашей библиотекой, вряд ли вам полезно бегать вверх и вниз по этажам, — сказал Сольский.

— С каникул, с каникул. Не могу я бросить пансион, куда меня соблаговолили принять, да еще в необычное время.

— Как хотите. Что же касается пансиона, то у меня к вам просьба.

— Я вас слушаю.

— Худые толки идут о пани Ляттер, — продолжал Сольский. — Мои родственницы обвиняют ее в том, что она вводит в пансионе курс эмансипации, что какая-то панна Говард хочет непременно сделать из девочек независимых женщин.

— Сумасбродка, — улыбнулся Дембицкий.

— Не будем говорить об этой сумасбродке, хотя из-за ее пропаганды пани Ляттер может лишиться нескольких учениц. Хуже скандальная история с сыном пани Ляттер и какой-то учительницей, вот о чем слух идет в Варшаве.

Дембицкий покачал головой.

— Впрочем, это меня тоже мало трогает, — говорил Сольский. — Дело известное, молодые женщины любят, когда их соблазняют красивые парни. Нехорошо, что люди, которые знают здешние деловые отношения, вот как оценивают положение пани Ляттер: долги, сокращение доходов, большие траты на сына, а в результате угроза банкротства.

— Я слышал, она со средствами, — прервал его Дембицкий.

— И я так думал. Меж тем наш поверенный знает некоего Згерского, которому пани Ляттер платит шестьсот рублей процентов.

— Я тоже знаю Згерского. Он мне кажется тайным ростовщиком.

— То-то и оно! — подхватил Сольский. — А сколько еще таких дельцов вертится около пани Ляттер?