Эмансипированные женщины - [15]

Ада была причислена ко второй разновидности; в связи с чем известные круги общества вознегодовали на пани Ляттер. Но девушки из этих кругов учились в пансионах лишь в виде исключения, и все ограничилось тем, что одна из теток Ады, которая иногда навещала племянницу, стала холоднее здороваться с пани Ляттер. Пани Ляттер ответила на это еще большей холодностью, справедливо или несправедливо полагая, что причина неприязни кроется не столько в занятиях Ады, сколько в ее богатстве. Если бы Ада была бедна, думалось пани Ляттер, ее родных и двоюродных теток не обеспокоило бы ни то, что их племянница приобретает толстые книги, ни то, что в Варшаве начала свирепствовать эпидемия эмансипации.

У дверей квартиры Ады Магдалена еще раз остановилась, еще раз прижала палец к губам, как ученица, припоминающая урок, наконец, перекрестилась и, широко распахнув дверь, стремительно вошла в комнату.

— Как поживаешь, Адзя? — воскликнула она с напускной веселостью. — Что случилось? Я сама собиралась к тебе, а тут явился Станислав. Как поживаешь, золотко мое? Уж не заболела ли ты?

И, поцеловав Аду, она стала всматриваться в ее желтое лицо, косые глаза, очень высокий лоб, очень большой рот и очень маленький нос. Бросила взгляд на жидкие темно-русые волосы, окинула всю миниатюрную фигурку в черном платье, приткнувшуюся в кожаном кресле, но признаков болезни не обнаружила. Зато заметила, что Ада пристально на нее смотрит, и смутилась.

— Это, Мадзя, не со мной, а с тобой что-то случилось! — медленно и мягко проговорила панна Сольская.

Магдалену бросило в жар. Она хотела кинуться Адзе в объятия и прошептать: «Милочка, одолжи денег пани Ляттер!» — но испугалась, что может испортить все дело, и голос у нее пресекся. Девушка опустилась на стул рядом с Адой и, с притворной живостью глядя ей в глаза, силилась улыбнуться.

— Я устала немного, — сказала она наконец, — но это пройдет… Уже прошло.

На желтом личике Ады изобразилось беспокойство; веки у нее дрогнули и большие губы сложились так, точно она собиралась заплакать.

— Может, ты, Мадзя, обиделась за то, что я послала за тобой Станислава? — еще тише произнесла панна Сольская. — Знаю, я сама должна была сходить к тебе, но мне казалось, что здесь, внизу, спокойней…

Магдалена в одну минуту обрела утраченную энергию. Она склонилась над креслом и схватила подругу в объятия, смеясь с такой искренностью, с какой только она одна и умела смеяться во всем пансионе.

— Ах, какая ты нехорошая, Ада! — воскликнула она. — Ну, как ты можешь подозревать меня в этом? Разве ты когда-нибудь видела, чтобы я обижалась, да еще на тебя, такую добрую, такую милую, такого… ангельчика!

— Ты знаешь, я боюсь, как бы кого-нибудь не обидеть… И без того я доставляю людям одни огорчения…

Дальнейшие признания Магдалена прервала поцелуями, и — все опасения рассеялись.

— Я тебе вот что хотела сказать, — заговорила Ада, опершись маленькими ручками на подлокотники кресла. — Ты знаешь, Романович не может давать нам уроки, он ушел из пансиона.

— Знаю.

— Его место занял пан Дембицкий.

— Преподаватель географии в младших классах? Какой он смешной!

— Кстати сказать, он крупный ученый: физик и математик, главным образом математик. Стефек давно его знает и часто говорил мне о нем.

— Ах, вот как! — уронила Магдалена. — А с виду он все-таки странный. Панна Говард смотреть на него не может, отворачивается.

— Панна Говард! — неприязненно сказала Ада. — От кого только она не отворачивается, хотя сама не из красавиц. Дембицкий вовсе не безобразен, у него такое кроткое лицо, а заметила, какой у него взгляд?

— Глаза у него, правда, красивые: большие, голубые.

— Стефек мне говорил, что у Дембицкого необыкновенный взгляд. Он очень тонко это подметил. «Когда Дембицкий на тебя смотрит, — сказал он, — ты чувствуешь, что он все видит и все прощает».

— Верно! Какое чудесное определение! — воскликнула Мадзя. — И куда это годится, что такой человек преподает географию в младших классах!

По лицу Ады пробежало облако.

— Стефек ему тоже пророчил, — сказала она, — что он не сделает карьеры, потому что слишком скромен. А очень скромные люди…

Она махнула рукой.

— Ты права! У него такой странный вид оттого, что он робок. Во втором классе он так смутился, что, представь себе, девочки стали хихикать!

— Час назад он сидел у меня с пани Ляттер, и вид у него тоже был озабоченный. Но когда пани Ляттер вышла и мы заговорили про Стефека, а потом старик начал задавать мне вопросы, веришь, он совсем переменился. Другой взгляд, другие движения, другой голос! Знаешь, он стал просто внушителен.

— А может, он будет стесняться заниматься с нами тремя? — спросила вдруг Магдалена.

— Что ты! Ты просто будешь удивлена, если я скажу тебе, что он не только заметил тебя и Элю, но и оценил вас по достоинству.

— И меня?

— Да. О тебе он сказал, что ты, наверно, очень понятлива, но скоро все забываешь.

— Неужели?

— Клянусь Стефеком, а про Элю сказал, что математика ее мало интересует.

— Да он провидец! — воскликнула Мадзя.

— Конечно, провидец, — ведь с Элей у меня уже неприятности. Сегодня она за весь день ко мне не заглянула, хотя несколько раз прошлась, напевая, мимо двери, — с сожалением сказала Ада.