Элвис Пресли: Реванш Юга - [84]

С небольшими отличиями все 26 последующих выпусков голливудской «жвачки» стряпали по тому же сценарию почти до конца десятилетия и в постоянно нарастающем темпе: от двух фильмов в год постепенно перешли к трем, а то и четырем в 1968 году, поставив рекорд в этой области. Возвращение в кино стало для Элвиса началом новой эры: по указанию своего агента он быстро отказался от сцены и пошел по очень прибыльному, но творчески бесплодному пути. На протяжении восьми лет, начиная со съемок «Джи-ай блюз», фанаты могли увидеть Элвиса лишь в двухмерном изображении — на киноэкране, и это решение лишило его творчество всякой индивидуальности.

Даже телевидение отныне было для него под запретом. После ожесточенных баталий с окружением Фрэнка Синатры по поводу гонорара Элвиса полковник понял, что ему больше не повторить такой подвиг, и поспешил сообщить прессе, что продюсерам, желающим пригласить певца в телепередачу, придется теперь выложить за это 150 тысяч долларов. Сделать такое заявление значило просто-напросто похоронить телекарьеру Элвиса в тот самый момент, когда «голубой экран» вытеснял седьмую музу из повседневной жизни Америки, но Паркеру было на это плевать. «Я не хочу, чтобы Элвис составил конкуренцию собственным фильмам» — так он объяснил свое решение на съемочной площадке «Джи-ай блюза».

Паркер мастерски умел отказываться от привлекательных предложений: известность его артиста позволяла такую роскошь. Ничто не доставляло этому порочному двуличному человеку такого наслаждения, как унизить собеседника, готового снять с себя последнюю рубашку в надежде пригласить Элвиса на телепередачу или на гастроли; точно так же он получал несказанное удовольствие, заказывая себе жареную свинину в присутствии Абе Ластфогеля из концертного агентства Уильяма Морриса, хотя прекрасно знал, что тот еврей.

Возможно, с экономической точки зрения такая политика была не слишком разумной, однако благодаря ей полковник сумел выйти из положения, когда предложение о гастролях поступило из-за рубежа, а его статус в глазах иммиграционных властей не позволял ему покинуть Штаты. Страх Элвиса перед авиаперелетами и так уже был доводом против дальних поездок, но подстраховаться было не лишним, и Том Паркер, получая неудобное предложение, каждый раз действовал по одному сценарию. «Сколько у вас денег?» — спрашивал он неизменно, а потом отвечал человеку, выложившему на стол кругленькую сумму: «Для меня этого достаточно, а что вы предложите Элвису?»

Наряду с телевидением полковник видел в сценической карьере Пресли ненужную конкуренцию его кинотворчеству, а потому запрещал ему давать концерты. В виде прощания со сценой он все же позволил певцу принять участие в благотворительных мероприятиях в первом квартале 1961 года. Первые два из трех гала-концертов состоялись в субботу 25 февраля, официально объявленную мэром Мемфиса «Днем Элвиса Пресли». День начался с обеда по 100 долларов с носа в отеле «Кларидж», где собрались все отцы города, бизнесмены, главные политики штата Теннесси, а также Жан Абербах, Абе Ластфогель и кое-кто из руководства Ар-си-эй, чтобы отпраздновать продажу 75 миллионов пластинок Элвиса Пресли. Он же вышел на знакомую сцену зала Эллис и дал два концерта подряд перед пестрой публикой из верных фанатов, журналистов, страдающих от мелкотемья, и жителей Мемфиса, которым было любопытно увидеть во плоти певца, о котором все говорят и пишут.

За его спиной стояли Скотти Мур, Д. Дж. Фонтана, Флойд Крамер, Бутс Рэндолф и «Джорданерс». Это окрылило Элвиса, и он исполнил новый шлягер «Surrender», переделку неаполитанской песни «Вернись в Сорренто», а также полтора десятка своих хитов, завершив выступление — по привычке, унаследованной от уже далекой эпохи, когда он беспрестанно гастролировал, — взрывной «Дворнягой», неизбежно приводящей публику в экстаз.

И все же успех не был гарантирован. Его последнее появление на публике состоялось в момент записи передачи Фрэнка Синатры, одиннадцать месяцев тому назад, и, прежде чем выйти на сцену, Элвис поделился своими опасениями с репортером из «Мемфис Пресс-Сцимитар»: «Понимаете, я уже три года не давал концертов. Я даже забыл слова одной из моих песен». Когда журналист спросил, почему же он позабыл дорогу на сцену, Элвис вдруг смешался и не нашелся что сказать: «Спросите лучше у полковника Паркера».

Пока певец задумывался о будущем, Паркер превращал «День Элвиса Пресли» в свою минуту славы. Он пожимал руки, занимался собственным пиаром перед сливками штата Теннесси, разыгрывал скромника, раздавая разным благотворительным организациям 50 тысяч долларов, собранных в этот день, и попытался сохранить лицо, когда Элвис объявил ему, что губернатор штата пригласил его выступить через десять дней в Законодательном собрании Теннесси. Как мы знаем, полковник не любил делиться.

8 марта Элвис, в костюме и при галстуке, отправился в Нэшвилл за рулем своего новенького «роллс-ройса». Местные законодатели и их многочисленные гостьи устроили ему беспрецедентную встречу, когда он вошел в большой зал под руку с дочерью губернатора Эллингтона. Он поднялся на трибуну и продемонстрировал свойственный ему юмор, поблагодарив всех девочек, прогулявших в этот день школу, а затем заявил, что крайне взволнован выпавшей ему честью. Самым неожиданным моментом, возможно, был тот, когда губернатор произвел его в ранг почетного полковника по прочно укоренившейся на Юге традиции, которой уже воспользовался Том Паркер. Последнему это назначение не понравилось, и он только что-то буркнул недовольно, когда певец под конец церемонии дружески пихнул его локтем и назвал «коллегой». Паркер не любил конкурентов, кто бы они ни были.