Элвис Пресли: Реванш Юга - [38]

Буйство Элвиса на сцене не оставляло выбора его коллегам: приходилось уступать. Возможно, внимание публики привлекал не столько певец, сколько шоумен, умевший ее завести. До сих пор только звезды негритянской общины приучили свою аудиторию к столь зрелищным выступлениям: Луи Армстронг устраивал клоунаду со своей трубой, Ти-Бон Уолкер играл на гитаре, держа ее за головой и сидя на шпагате, Луис Джордан вращал глазами и строил рожи, Джей Мак-Нили переползал через сцену на спине, дудя при этом в свой саксофон, покрытый флюоресцирующей краской, — всё это были удачные примеры сочетания музыки и зрелища. И хотя публика была знакома с кое-какими из этих трюков благодаря кино, белые американские артисты всегда считали делом чести не опускаться до подобного шутовства. Но не Пресли, который сам возбуждался во время церковных служб и разнузданных концертов в гетто Мемфиса, не испытывая по этому поводу никаких комплексов.

На сцене его бурная жестикуляция перекликалась с яркими пассажами на гитаре Скотти Мура и тем более с выходками Билла Блэка, который вертел свой огромный контрабас, скакал на нем верхом, а потом валился наземь. Каждый вечер зал превращался в сущий вертеп, и пресса, разрываясь между восторгом и осуждением, отмечала, что Америка не знала такого феномена со времен бушующих bobby soxers — фанаток в белых носочках, таявших десятью годами раньше от воркования молодого Фрэнка Синатры.

Но если бывший солист оркестра Томми Дорсея делал ставку в основном на свой голос и жгучие взгляды, которые он бросал на девочек, падавших к его ногам, Элвис попирал все табу своего времени, совершая весьма откровенные движения. Жертвой его неукротимой энергии становилась гитара: каждый раз, когда он уходил со сцены, обливаясь потом, на ней не хватало двух-трех струн. В отличие от Хэнка Сноу, для которого гитара была средством продемонстрировать свою виртуозность, Элвис относился к своему «Мартину» как к резонатору, которым он задавал ритм своим крикам, обрывая струны на синкопах, как к аксессуару, позволяющему подчеркнуть чувственность его импровизированного танца.

Его непосредственность не подвергалась сомнению, и вечером 13 мая 1955 года он вызвал первую в своей карьере бурю. Второй день подряд он выступал на бейсбольном стадионе Джексонвиля во Флориде, четырнадцать тысяч зрителей пришли на сногсшибательное шоу, которое уже потрясло весь город накануне. Уходя со сцены, опьяненный приемом, оказанным ему морем истеричных девчонок, Элвис неосторожно крикнул: «Жду вас в своей гримерке!» Брякнул просто так и пришел в ужас, увидев, что часть зрительниц поняла его буквально. Охрану смели, на певца в буквальном смысле навалилась целая свора поклонниц, которые рвали на нем одежду, царапали, кусали и целовали одновременно. Полиции пришлось вмешаться, чтобы освободить его и вывезти на патрульной машине: его «кадиллак» стал непригоден к использованию, потому что поклонницы наполовину разобрали его на части, а остальное покрыли признаниями в любви и номерами телефонов.

Этот эпизод не ускользнул от внимания Тома Паркера, который по опыту знал, что Флорида — не самый молодежный и не самый динамичный из сорока восьми американских штатов. Кроме того, он почти ежедневно читал в прессе отзывы журналистов, дивившихся нарождающемуся феномену Пресли: продажи розовых «кадиллаков» возросли, а в школах резко увеличилось количество коков, тщательно уложенных при помощи геля. Полковник понял, что пора переходить в наступление, если он не хочет, чтобы Элвиса увели у него из-под носа, тем более что Боб Нил, не поспевавший за событиями, расшаркивался и перед другими профессионалами.

1 июля с Нилом был заключен предварительный договор, согласно которому «Вечеринка аттракционов» становилась эксклюзивным представителем «Блу Мун Бойз» в отношении концертной деятельности, прерогативы импресарио временно сохранялись за Нилом. По крайней мере внешне, поскольку полковник вовсе не собирался этим ограничиваться.

Оставалось самое сложное. Ему было необходимо привлечь на свою сторону родителей Пресли, ответственных по закону за своего сына до 8 января следующего года, когда ему исполнится двадцать один. Встреча состоялась в начале лета в Мемфисе, в доме 1414 по Гетвелл-роуд (улица Выздоровления), обязанной своим названием больнице для ветеранов войн, куда только что переехали Пресли, — всего через полгода после того, как поселились в домике на Ламар-авеню. Элвис бывал там редко, потому что гастролировал, но его стремление к социальному возвышению проявилось в выборе этого квартала, где жил Сэм Филлипс: всего за год артист поднялся до уровня владельца студии грамзаписи.

Разыгрывая добряка, Том Паркер подкрепил эффект располагающей к себе внешности неодобрительным отзывом о том, как управляют карьерой Элвиса. Вернона он поманил деньгами, дававшими возможность не работать, и гарантировал будущее, обеспеченное его сыном, но самый трудный разговор предстоял с Глэдис. Полковник знал от Элвиса, что его мать тревожится из-за буйств, которые он вызывает против воли; он убедился, что она места себе не находит, когда ее единственный сын каждый день рискует жизнью в дороге. Совсем недавно она упала в обморок, узнав, что новенький розовый «кадиллак» Элвиса загорелся, поскольку тот ехал, забыв снять его с ручного тормоза.