Элмер Гентри - [4]

Благочестивый Эдди Фислингер, ныне председатель ХАМЛ, жаждущий посвятить свои недюжинные таланты служению баптистской церкви, устроил у себя в комнате внеочередное молитвенное собрание и, отведя душу в молитвах, заявил, что заставит Элмера снять свою кандидатуру.

— Слабо тебе! — заметил какой-то иуда, забыв, что минуту назад Эдди помогал ему беседовать с богом.

— Кому, мне? Вот увидишь! Да его же все ненавидят, борова проклятого! — взвизгнул Эдди.

Перебегая от дерева к дереву, Эдди подгадал так, чтобы вынырнуть на двор колледжа прямо под носом у Элмера, и заговорил о… футболе, количественном анализе и преподавательнице немецкого, старой деве из Арканзаса.

Элмер что-то буркнул в ответ.

И тут с отчаянием человека, задумавшего потрясти основы вселенной, Эдди решился. Голос его срывался и звенел.

— Слушай, Сорви-Голова, не надо бы тебе второй раз выставлять свою кандидатуру в старосты. Никто еще не бывал старостой два раза.

— Не бывал, так будет.

— Да нет, Элмер, серьезно — не стоит. Будь человеком. Конечно, ребята все помешаны на тебе, но все-таки… Второй раз в старосты не выбирают. Все будут голосовать против, вот увидишь.

— Хо-хо, пусть попробуют!

— А что ты можешь сделать? Честное слово, Элм… то есть Сорви-Голова… я ж о тебе стараюсь… Ведь голосование-то тайное… Мало ли что…

— Подумаешь! Зато кандидатов выставляют в открытую! Так что катись отсюда, Фисси, и передай всем этим шавкам: каждому, кто посмеет выставить вместо дядюшки Элмера другого кандидата, я сверну шею, как цыпленку. Ясно? И если мне потом станут говорить, что не знали этого, я намну бока тебе за то, что не сказал. Понятно? Либо старостой единогласно выбирают меня, либо тебе в этом году будет не до молебствий.

И Эдди вспомнил, как Элмер с Джимом поставили на место одного новичка: увели его за пять миль от города, раздели донага и бросили.

Старостой старшего курса был единогласно избран Элмер Гентри.

Сам он не догадывался о том, что его не любят. Он думал, что те, кто его сторонится, попросту боятся и завидуют, и эта мысль наполняла его сознанием собственного величия.

Вот так-то и получилось, что у него не было ни одного друга, кроме Джима Леффертса.

Только у Джима хватило силы воли подчинить себе Элмера и внушить ему почтительное восхищение. Элмер глотал идеи целиком, не разжевывая, он был начинен предрассудками; Джим подвергал каждую новую мысль самому тщательному анализу.

Джим был достаточно эгоистичен, но то был эгоизм человека мыслящего и трезвого, человека, который не боится довести свою мысль до логического конца. Этот малыш помыкал Элмером, как огромным глупым псом, а Элмер лизал ему ботинки и послушно шел по пятам.

Мало того: Элмер знал, что и душою футбольной команды на самом деле является не он, ее нападающий и капитан, а полузащитник Джим Леффертс.

Да, он был здоровенный детина, этот Элмер Гентри: плотный, большерукий, косая сажень в плечах, рост — шесть с лишним футов, и лицо большое, красивое, как породистая морда датского дога: густая копна черных, довольно длинных волос; ласковый взгляд, ласковая усмешка, да и вообще на редкость добродушный парень. Просто он был искренне удивлен, увидев, что кто-то не отдает себе отчета в том, какая он, Элмер, важная персона, и не бросается со всех ног исполнять каждую его прихоть. Это был баритон, облеченный мощною плотью, гладиатор, который потешается над забавной фигурой своего искалеченного противника.

Он не мог понять людей, которые не переносят вида крови, любят стихи и розы и не пытаются между делом совратить всякую более или менее соблазнительную девицу. В спорах с Джимом он своим зычным голосом возглашал, что все эти типы, которые день и ночь зубрят, хотят только показать, до чего они умные и ученые, «да пускать пыль в глаза болванам преподавателям, а у тех в жилах вообще не кровь, а фруктовая водичка».

IV

Главным украшением комнаты приятелей служил секретер, который был в свое время собственностью первого из Гритцмейкеров; тут помещалась вся их библиотечка. Элмеру принадлежали два томика Конан-Дойля, роман Эдварда Ро[5] и несравненный опус под названием «Всего лишь мальчик»; Джим приобрел себе энциклопедию, трактующую решительно все проблемы на свете (причем на каждую отводилось не более десяти строк), «Записки Пикквикского клуба» и полное собрание сочинений Суинберна[6], попавшее к нему в руки неведомо откуда и, как было доподлинно известно, еще ни разу им не раскрытое.

Однако гордостью его были: «Некоторые ошибки Моисея» Ингерсолла[7] и «Век разума» Пэйна[8], ибо Джим Леффертс был вольнодумец — единственный человек в Тервиллингер-колледже, который не очень-то верил, что жена Лота превратилась в соляной столб за то, что оглянулась на город, где ей так весело жилось в кругу женатой молодежи; единственный, кто сомневался в том, что патриарх Мафусаил действительно сумел дожить до девятисот шестидесяти девяти лет.

О Джиме Леффертсе шептались за его спиною во всех благочестивых аудиториях Тервиллингер-колледжа. Даже Элмера и то пугали взгляды друга; сам он после долгих минут, посвященных богословской премудрости, пришел к заключению, что «в этой святой тарабарщине что-то да есть, не зря же в нее верят все эти ученые умники. Так что когда-нибудь надо будет все-таки остепениться и покончить с разгульной жизнью».