Ёлка, которая пароход - [5]
«Я сейчас соврал или нет?» – подумал Петя.
– Всю-у но-очь? – Глаза у Вики стали еще больше и круглее. – Ужас какой! Я в углу от силы полчаса стою, и то даже, если как бы плачу и говорю, что больше не буду, то минут десять. Больше мама не выдерживает. А тут – всю ночь!
– Иногда еще и утром до обеда, – сказал Петя.
«Теперь уж точно соврал!» – мысленно вздохнул он. А может, и вправду его Петинамама когда-нибудь плакала до обеда?
– Лучше бы она тебя в угол ставила, – посочувствовала Петиной маме Вика.
Петя кивнул. Конечно, лучше полчаса постоять в углу, чем плакать всю ночь и до обеда.
– А один раз она плакала всю ночь, утром, до обеда, и после обеда до ужина.
– Врешь…
– Дедушку спроси, если не веришь!
Вика смотрела на Петю с открытым ртом и верила.
– А что ты тогда нахулиганил?
– Я… тогда… нахулиганил… – Петя лихорадочно вспоминал фильм про хулиганов-беспризорников, который они с дедом смотрели несколько дней назад. – Я курил!
– Ого!!! – Викины круглые глаза засияли, как два огонька с елочной гирлянды.
Петя скромно пожал плечами.
– За это точно можно по попе, – тоном знатока заявила Вика, подходя поближе. – А сигареты ты украл или купил?
Теперь Вика стояла так, что ее глаза были против света и не сияли. Зато сияли на фоне окна Викины волосы, на макушке и вокруг головы, кроме косичек. Петя подумал, что «украл» – это будет слишком. У кого он мог бы украсть сигареты? У них дома никто, даже папа, не курит.
– Купил.
Один раз он покупал сам хлеб, вместе с дедушкой. И еще один раз – мороженое, с папой. В общем, сигареты он тоже купил.
– А деньги-то украл? – уточнила Вика.
– Украл, – тяжело вздохнул Петя.
Вика сделала еще шаг, и теперь уже в ней ничего не светилось, ни глаза, ни волосы. Теперь это была обычная взрослая девочка, не очень красивая, зато очень настоящая. Петя даже подумал, что с такой девочкой вполне можно вместе жить на его необитаемом острове. А рыбы в океане и на двоих хватит!
– Ты укра-ал деньги… И потом курил…
С Викой будет намного интереснее жить на острове, чем с котом, это точно. Только вот сможет ли она питаться сырой рыбой?
– Если бы я была твоей мамой, – очень серьезно сказала Вика, – то я бы не стала плакать всю ночь до ужина. Я бы тебя набила как следует и поставила бы в угол! И почему твоя мама так не сделала… не понимаю! Почему?
– Я скажу тебе правду, только это секрет, – волнуясь, произнес Петя. – Ты его никому.
– Клянусь! Глаза у Вики опять загорелись. Хотя солнце за окном к этому моменту спряталось за тучи. Петя на какую-то долю минуты засомневался: говорить Вике про свой остров, на котором он живет совсем один, или… Надо постепенно сказать, так легче. Начать не с острова, а…
– Ну клянусь, клянусь же!
– Не, «клянусь» не надо, а вот… Ты могла бы съесть сырую рыбу?
Вика уже однажды клялась во дворе «на землю» и знала, что если съесть ма-а-а-ленький кусочек, то проглотить можно все что угодно, это не очень страшно и ради тайны вытерпеть можно. Рыбу так рыбу.
– Если по кусочкам, то могу, – уверенно ответила она. – Говори секрет.
– У меня… где я живу… где я по-настоящему живу… там… там у меня нет мамы.
– Как нет?
– Так.
– Совсем?
– Совсем. Но это еще не все…
Петя думал, с чего начать рассказ о своей настоящей жизни на острове. Может, с того, что до него надо плыть, или…
Петя молчал, собираясь с мыслями. И тут до Вики дошло. Она вскрикнула и прижала ко рту ладошки лодочкой. А глаза ее засветились окончательно, превратились в два родника и побежали ручейками вниз на ладони.
– Ой, Петенька… Значит, ты детдомовский? Или подкидыш? А папа у тебя тоже неродной? И дедушка? А ты совсем сирота, да? Один на всем белом свете?
– Один на всем необитаемом острове, – кивнул Петя.
Вика вдруг села на пол и заревела в голос. Один-одинешенек, как на необитаемом острове! Петя стоял рядом дурак дураком. Он не очень понимал, что случилось. Потом ему показалось, что кто-то звонит в дверь, и он выбежал в прихожую. А когда вернулся, Вика уже почти успокоилась. Она сидела посреди океана, как русалка, и теребила косичку. Косичка медленно расплеталась.
– А твоя мама знает, что ты знаешь? – всхлипнула Вика.
– Что знает? – не понял Петя. Вообще-то его Петинамама знала, что он любит жить в шкафу на необитаемом острове. Может, Вика о том, знает ли мама, что ее нету и что она – антиволшебница? Про антиволшебницу нельзя говорить!
– Ну, что ты – ее неродной сын, – пояснила Вика. – Что из детдома?
Что?! Что он – мамин неродной сын?.. Петя не нашелся, что ответить.
– Понятно… – вздохнула Вика. – А вообще-то я давно догадалась, что ты – приемыш. Во-первых, ты на родителей не похож. Во-вторых, родных детей, например, можно в угол ставить. Они же свои. А неродных – нельзя обижать. Сирот вообще обижать грех. В общем, ты неродной…
Так в одиннадцать тридцать шесть Петя узнал, что он – неродной ребенок.
6. Дед Мороз
В одиннадцать тридцать семь Вика сказала:
– Ты не переживай, что у тебя мамы нет и что она неродная. Зато она блины делает и варенье. А у меня бабушка только под себя делает и вообще – Баба-яга.
– Как это – под себя делает? – не понял Петя. – Варенье под себя делает?
Вика засмеялась. Одновременно с этим она вытерла рукавом последние слезы и встала с пола.
