Элька - [55]

— Я же совсем больной, даже… — он неожиданно затыкается. Но я понимаю, что он хотел сказать. Да, время для секса мы должны выбирать между его приступами и с учетом его самочувствия. И что?

— Эль, прекрати орать, я ничего не понимаю. Что случилось? Я тортик принес, счас чаю попьем, поедим. Давай, успокаивайся.

То, что слышу в ответ, повергает меня в культурный шок. Если перевести на более нормативный язык, то Элюн сказал, куда мне идти и что делать, а также, что должны сделать со мной. Как же он достал со своими матами, господи! То, что мои мозги были тоже не сильно в порядке после его визга — это да, поэтому я с размаху шлепаю его по нежным губам, из которых лезет мерзость.

— Замолчишь ты или нет?

Элька вздрагивает и смотрит на меня, как на врага народа. И снова матерится так, что я не все слова понимаю.

— Эль, что с тобой?

Он молча смотрит на меня, взгляд очень плохой — полный ненависти и какой-то запредельной усталости. Ну понятно, похоже еще и депрессия наваливается. Невовремя…

Я только качаю головой. Если он хочет, чтобы я ушел — я не сделаю этого. Сейчас разогрею ему еду, покормлю, и просто лягу спать возле него. Уйти из отделения, что-то сделать я просто ему не дам — не для того я был с ним почти две недели, чтобы так бездарно все закончилось. Завтра утром, перед отъездом на занятия, попрошу Светку за ним приглядеть. А вечером заберу домой. А на той неделе переговорю с народом — может, кто-то посоветует еще одно место для лечения. Наши-то с ним просто не справляются, до операции тоже надо как-то дожить. Насчет денег — голова моя болит очень, скажем так, у меня нет даже идей на эту тему. Впрочем, одна есть — ограбить банк!

Говорить сейчас с ним о любви, о наших отношениях бесполезно. Я когда-то проваливался в такую яму, было дело. Когда умерла мама, и я разбежался со своей дамой. Причем, смерть мамы была не первым моим горем. Мне сейчас стыдно, но было это так. Интересное ощущение — сознание от горя просто схолопывается, и ты можешь видеть только узкую полосочку света, которая падает только на горестные воспоминания. Все остальное — не воспринимается. Грех отчаяния — обрыв всех человеческих связей вокруг себя, сжимание Вселенной в маленькую пульсирующую болью точку. И жить так можно долго, или не жить… В эти моменты не имеет значения. Все равно… Меня из депрессии через полгода выбила машина «Скорой помощи» — я просто отлетел от удара бампером на тротуар и долго слушал мат выскочившего из кабины доктора и шофера, костерящих всех самоубийц на свете. Если честно, ничего такого я не хотел — я ее просто не заметил, шел себе и шел через улицу с очередного занятия. А тут все как-то странно случилось — сначала я услышал их маты, потом появился страх, что но и сейчас меня попрут в больницу, а потом внезапно появились запахи, свет и звуки… Была весна, сначала я ощутил запах клейких тополиных листочков, потом услышал дикий ор воробьев, потом увидел солнечный свет, распадающийся на асфальте на тысячи солнечных зайчиков. И понял, что жизнь продолжается. Потом все так же громко матерящийся доктор взял меня за шкирку и поднял с поребрика, и затащил в машину, и отвез-таки в приемный покой, и они поставили сотряс легкой степени (были бы мозги, было бы сотрясение), а вот руки-ноги были целыми, хоть и болели. И я жрал обезболивающие почти месяц. Но, в принципе-это все были признаки жизни. Так что фиг я дам тебе аристократически схлопнуться и наплевать на свою жизнь, Элька. Она слишком дорога мне. И начихать, что тебе она не нужна. Вот свяжу и буду кормить как рождественского гуся — с рук. Чтобы глупостями не занимался.

Поэтому чихал я на арифметику, сейчас пойду погрею маяско — уже девятый час вечера, а потом разберусь, что делать дальше. Если вовсе честно — то по моему глубокому убеждению, секасс иногда нужен просто для разрядки и доставления себе удовольствия безо всяких дополнительных эмоциональных факторов. Выделились эндорфинчики — и вперед. Я бы Эльке и предложил что-то подобное, но, боюсь, он не в том состоянии — сильно вымотан своей сердечной болтанкой. «Зачем я тебе, Влад?» Ну, Эль, ты и клоун — такое спросить… Потому что люблю. Ни за что. Просто так…

… Он ударил меня по губам, когда я матом послал его куда подальше. Ну на фига тебе калека, да еще и обреченный? Семеныч его сказал, что, если на заплатить деньги, то до бесплатной операции я просто могу не дожить. Наверное, он и Владу это сказал, не зря же у него глаза только внешне веселые, а между бровей пролегла глубокая складка — он думает и ищет решение. Домой хочу. Забиться в свою комнатушку. Если будет совсем плохо — уйду к дяде Вите на метеостанцию. В шарагу не вернусь — мне там точно не жить. Ничего больше не хочу, даже любви Влада… Найдет себе красивую бабу — я же вижу, как на него медсестры смотрят, богатую, и будет жить-поживать, добра наживать. А я… Зачем ему я? Как домашнее животное?..

Я внимательно смотрю на Элюна — вроде бы успокоился, можно будет метнуться в сестринскую, погреть жрачку. Но дверь палаты не закрываю — мало ли что. Спланирует с шестого этажа, потом только мелкие обломки собирать веничком и совочком…