Елизавета. Золотой век Англии - [9]

.

Бёрли принимался за дела в шесть утра. Он был готов явиться по первому зову королевы, но она не вставала так рано. Примечателен следующий ответ королевы, которой было на тот момент около сорока пяти лет, просителю, явившемуся к ней сперва в одиннадцать часов утра, а на следующий день после обеда (который в XVII веке устраивали немногим позднее полудня): «Как вам известно, по утрам я сплю»[50]. Кроме того, у фрейлин на одевание королевы уходило более двух часов. Целый час требовался только, чтобы поправить накрахмаленный воротничок и закрепить оборку или нижнюю юбку вокруг края барабанного фартингейла. За спиной Елизаветы придворные-мужчины шутили: быстрее оснастить корабль, чем одеть королеву[51].

Так как доступ на неформальные аудиенции был весьма ограничен, контролировать советников Елизавете было труднее, чем ее отцу[52]. С Бёрли она встречалась каждый день, иногда даже поздними вечерами — но каким образом она могла проверить, сообщил ли он ей все, что ей нужно знать? В конце концов, именно Уильям Сесил контролировал доступ к государственным бумагам, давал надлежащие инструкции английским послам, вел переговоры с иностранными дипломатическими миссиями, отслеживал корреспонденцию королевы и составлял королевские прокламации. С годами Елизавета начала замечать, что многие из ее советников действовали слишком уж «дружно», и пыталась искать независимые источники информации, когда подозревала, что ей врут; училась она и настраивать одних приближенных против других[53]. Знаменателен следующий случай, произошедший в 1570 году. Бёрли уже выходил из покоев по окончании аудиенции, когда королева обратилась к сэру Томасу Хинеджу, сладкоречивому члену Тайного совета, явно давая понять, что желает услышать и его мнение. Впоследствии Бёрли разнес Хинеджа столь сурово, что тот сравнивал его слова со «сполохами молний». В свою защиту Хинедж заявил, что это королева обратилась к нему с вопросом. Разве мог он ей не ответить?[54] Елизавета, в свою очередь, была до крайности удовлетворена подобным разбирательством между двумя господами, ведь ей удалось поколебать уверенность Бёрли в его абсолютном влиянии на нее. По некоторым источникам, в отместку за подковерные интриги Бёрли, пытавшегося заставить ее выйти замуж и урегулировать порядок престолонаследования через парламент, королева иногда улыбалась Хинеджу.

Бюрократическая система, во главе которой встала Елизавета, не благоприятствовала правителю-женщине. В 1540-х годах при Генрихе VIII Тайный совет состоял из 10–19 человек и славился слаженной работой. На этот орган король возложил ответственность за отправление основных административных функций, оставив себе решение ключевых государственных вопросов. Хотя Генрих и не любил делить ни с кем королевские полномочия, регулярные заседания совета он почти никогда не посещал, поручив главному секретарю докладывать ему о решениях Совета постфактум. Ни один советник не посмел бы укрыть от короля информацию или сообщить ему ложные сведения. Как правитель-женщина Елизавета оказалась в затруднительном положении: если ее советники-мужчины не планировали в полной мере вовлекать королеву в рабочий процесс и держать ее в курсе дел, у нее самой не оставалось способа оперативно выяснить, какие шаги они вознамерились предпринять. Единственное, что можно было сделать, — это расспросить каждого по отдельности и сличить показания с тем, что ей сообщил Бёрли. С такой же проблемой столкнулась и Мария Тюдор, обнаружив в какой-то момент, что ее советники предпочитают докладывать обо всем ее супругу-консорту Филиппу II, хотя закон не допускал разночтений: королева и после замужества оставалась «первой и единственной государыней».

Елизаветинские советники собирались несколько раз в неделю в 9 часов утра. Центральной фигурой на заседаниях был Бёрли, а формат и повестка определялись самими участниками. Если возникали вопросы особой важности, Елизавета могла потребовать их рассмотрения, но обычно во время ежедневной аудиенции Бёрли просто рапортовал королеве о ходе обсуждения. Когда речь шла о важных проблемах, он составлял заметки, перечисляя аргументы за и против того или иного решения[55]. Порой он вручал Елизавете официальный документ, называемый «предварительным консенсусом», в котором приводилась согласованная позиция членов Совета[56]. В иных случаях он пересказывал содержание заседаний по памяти. Секретари Тайного совета вели протоколы, но делалось это поверхностно — в основном мы находим отметки о присутствии тех или иных членов; бо́льшая часть административной работы Совета велась посредством писем. Полный отчет о содержании обсуждений и результатах заседаний сохранялся исключительно в памяти присутствующих. Нередко решение принималось, а королеву просто ставили перед фактом.

Елизавета даже не каждое свое письмо писала своей рукой, хотя большинство биографов с пользой для собственной концепции исходят из обратного. Собственноручно Елизавета обычно составляла важные депеши иностранным принцам, а также послания с соболезнованиями верным слугам, перенесшим тяжелую утрату. Как сообщает любимый крестник королевы Джон Харингтон, однажды она умудрилась одновременно писать от руки одно письмо, надиктовывать другое и поддерживать разговор