Елизавета Тюдор - [60]

Молодой человек начал весьма напористо. В начале 1572 года в Лондон прибыл его посол Ла Моль — галантный и обворожительный, осыпавший Елизавету учтивыми комплиментами и окруживший ее изысканными ухаживаниями, которые должны были служить лишь прелюдией к роману с его господином. Француз совершал массу тонко рассчитанных куртуазных глупостей, которые так льстили королеве, выпрашивал и похищал для Алансона ее перчатки и подвязки, чтобы герцог насладился этими маленькими интимными трофеями. Она благосклонно принимала пылкие письма своего молодого поклонника с изъявлениями жгучей страсти, не обольщаясь, разумеется, на счет их искренности. Но ей всегда нравилось иметь дело с теми, кто знал правила игры и умел находить нужные слова. Ей впервые достался достойный партнер для брачных интриг. Через Ла-Манш летели все более нежные приветы. Они и вправду могли стать неплохой парой, эти два хитреца.

Их роман в письмах прервали страшные события во Франции, где в ночь накануне праздника святого Варфоломея католики учинили резню гугенотов. Протестантский мир содрогнулся. Среди англичан, оказавшихся во время этой кровавой драмы в Париже, был молодой Филипп Сидни — племянник Лейстера, в будущем один из лучших английских поэтов. Он, как и другие английские дипломаты, к счастью, не пострадавшие, вынес из этого кошмара стойкую неприязнь к правящему дому вероломных Валуа, которых не без оснований обвиняли в потворстве убийцам. Гнев и ужас дипломатов разделяла вся Англия.

Королева Елизавета, безусловно, как и все, пораженная происшедшим, несколько дней не допускала до себя французского посла с оправданиями Карла IX. Она тем не менее не торопилась разрывать с таким трудом достигнутый союз с Францией. О браке с Алансоном в этих обстоятельствах, разумеется, не могло быть и речи, но на остальное она закрыла глаза, приняв формальную версию событий, предложенную Екатериной и Карлом. Если бы можно было взвесить такие неуловимые вещи, как прагматизм и лицемерие обеих королев, чаши весов, без сомнения, уравнялись бы. Чтобы поддержать англо-французский союз, находившийся под угрозой, Елизавета согласилась стать крестной матерью новорожденной дочери французского короля, и графа Вустера отправили через Ла-Манш с богатыми подарками. Дары, впрочем, не попали по назначению: в проливе корабль ограбили пираты — слабое, но все же утешение для непримиримых английских протестантов.

«Роман» с Алансоном, однако, не оборвался на этой драматической странице французской истории. После Варфоломеевской ночи он впал в немилость у Карла IX и матери за связи с гугенотами, и именно заступничество Елизаветы, намекнувшей Екатерине Медичи, что она все еще раздумывает над его предложением и не может выйти за узника в кандалах, вызволило Алансона из-под ареста. Однако прошло целых шесть лет, прежде чем эта пара вновь ощутила прилив «любви» и потребность в общении друг с другом. Причиной этого стали события в Нидерландах, что указывало на небескорыстную природу их взаимной привязанности.

Алансон, который всегда был активным авантюристом, вмешался в политическую борьбу в этой стране. Пока Филипп II боролся с повстанцами и их лидером Вильгельмом Оранским, он попытался отхватить кусочек Южных Нидерландов и скроить из ближайших к Франции провинций герцогство. Для этого ему требовались союзники и деньги. Елизавета предпочла бы скорее расстаться с деньгами, чем допустить бесконтрольное усиление французского влияния в Нидерландах, и, чтобы удалить герцога оттуда, ей пришлось приблизить его к себе.

С лета 1578 года к ней зачастили французские послы. Их принимали с большой помпой и провожали обнадеженными. Английский двор насторожился, особенно взволновались убежденные протестанты и фавориты — Лейстер, Кристофер Хэттон, молодой граф Оксфорд. Им не хотелось верить, что королева может вновь вернуться к идее французского брака. Встревоженный Лейстер писал: «Никто не знает, что и сказать; она еще не поделилась ни с кем, по крайней мере со мной и, насколько я знаю, ни с кем другим».

У английских фаворитов появился в это время очень сильный противник — посол Алансона Симьер, внешне веселый, галантный и забавный (за что заслужил от королевы прозвище Обезьяна), но достаточно серьезный человек, чтобы бестрепетно отравить собственного брата (в буквальном, а не фигуральном смысле). Он привез от Алансона письма любви и продолжил старую игру с похищением подвязок сорокашестилетней королевы, при этом Симьер вел себя так вольно, что и сам вполне мог вызвать ревность английских придворных. В честь французов королева дала бал с весьма многозначительным представлением: шестеро влюбленных кавалеров осаждали своих прекрасных дам, и их усилия увенчивались полной победой. Кажется, впервые в придворных аллегорических действах, всегда насыщенных политическим смыслом, в присутствии Елизаветы Любовь одержала верх над Девственной Чистотой и Скромностью. Лейстер был настолько удручен демонстративной расположенностью королевы к браку с Алансоном, что обвинял Симьера в колдовстве и применении приворотных зелий. Ему конечно же не преминули передать, как Елизавета ответила одной из его агентов-фрейлин, осмелившейся напомнить государыне о ее прежней сердечной дружбе с Лейстером: «Неужели вы полагаете, что я настолько забуду себя и свое королевское достоинство, что моего слугу, которого я сама возвысила, предпочту в качестве мужа величайшему принцу в христианском мире?» Несмотря на то что Тайный совет всячески отговаривал королеву от брака с французом и к тому же католиком, она договорилась с Симьером о приезде Алансона инкогнито в Англию на смотрины.