Елизавета Тюдор - [46]

Трудно не усмотреть разительного сходства в страстном романе Марии и такой же безоглядной влюбленности Елизаветы в Лейстера. Босуэл и Роберт Дадли были из одной породы честолюбцев, подчинявших всех и вся своей воле. Оба были поставлены перед одной и той же моральной дилеммой и размышляли об убийстве ради исполнения своих намерений. Но даже влюбленную без памяти Елизавету было трудно заставить забыться настолько, чтобы сделаться банальной соучастницей преступления, безвольной марионеткой в руках возлюбленного, забывшей о своем положении не обыкновенной женщины, но королевы. То, что произошло с Марией, некогда бесстрашной, гордой, умной, было достойно изумления. Под взглядом Босуэла она потеряла себя. Он требовал от нее помощи в покушении на ее мужа. Королева исходила слезами и страхом, но покорилась — ради него. Она снова сблизилась с мужем, и переболевший оспой, ослабевший Дарили поверил в ее искренность; по ее словам, он был «кроток, как агнец». По пути из Глазго в Эдинбург королевская чета ненадолго остановилась в Кирк-о-Филд, в небольшом доме за пределами городских стен. 9 февраля 1567 года поздно вечером королева отправилась посмотреть театральное представление-маску по случаю венчания ее слуг. В два часа ночи дом, где спал ее муж, взлетел на воздух. Тело Дарили было найдено в саду, и очевидцы утверждали, что он был задушен.

Вся Шотландия взывала к отмщению, Босуэла открыто называли убийцей, а королеву — шлюхой. 15 мая 1567 года они поженились, но медовый месяц не удался и на этот раз: его снова прервало восстание возмущенных подданных. Босуэл бежал, а королева оказалась под арестом и всецело во власти протестантских лордов. Когда пленницу везли в столицу, неистовствовавшие толпы требовали сжечь ее.

Но к чему этот долгий рассказ о Марии Стюарт, ведь наша героиня — Елизавета? Только для того, чтобы понять, в чем было подлинное, а не надуманное различие характеров двух королев. Разница заключалась вовсе не в темпераментах, не в большей или меньшей страстности натур (услышав о том, как совершилось убийство Риччо, Елизавета воскликнула, что на месте Марии она вырвала бы из рук Дарили окровавленную шпагу и заколола бы убийцу своего возлюбленного). Разница была в жизненной философии: каждая была готова к самоотречению и жертвам, но вопрос был в том, каким богам приносились эти жертвы. Королева Англии принесла свою любовь в жертву тому, что она считала превыше всего, — миру и покою королевства и ее народа. Королева Шотландии забыла и о подданных, и о королевстве, и о долге, целиком отдавшись страсти. По удивительному совпадению обе женщины однажды прибегли к одной и той же метафоре — о плаще, в котором непонятая людьми изгнанница бредет по миру. Мария сказала накануне брака с Босуэлом: «Я скорее потеряю Францию, Англию и собственную страну ради него и пойду с ним на край света в одном плаще…» Елизавета произнесла нечто подобное в парламенте, когда депутаты в очередной раз убеждали ее выйти замуж (возможно, за английский вариант Босуэла). Обиженная их непониманием и неприятием ее жертвы, она воскликнула с горечью: «Я благодарю Господа за то, что наделена такими качествами, что если бы я оказалась изгнанной из моего королевства в одном плаще, я смогла бы жить в любом уголке христианского мира!» И она была права: ей не пришлось бы краснеть за то, что она принесла распри в свою страну и отдала державу во власть проходимца. Разница между королевами была и в политической идеологии. При всем своем мужестве и твердости характера Мария была традиционалисткой, она не мыслила, подобно Елизавете, взять на себя ответственность за управление страной, она искала мужчину: регента, консорта, короля, на которого можно было переложить это бремя, а самой целиком отдаться приватной жизни.

Поистине, и среди самых недюжинных представительниц своего пола Елизавета оставалась одиноким образчиком совершенно нового политического мышления. Ее «государственный феминизм» был настолько необычен и несозвучен времени, что еще долго оставался непонятым. В XIX веке, в эпоху другой великой королевы — Виктории, Елизавета, казалось, могла бы стать любимой героиней европейских женщин. Произошло как раз обратное. История их взаимоотношений с Марией Стюарт вызывала столь же трогательную любовь к шотландке, сколь решительное неприятие Елизаветы. Первой доставались слезы жалости, второй — упреки в аморализме. Странен мир: он скорее готов признать женщину, имевшую двух любовников и убившую мужа, образцом морального совершенства, чем простить другой ее чрезмерную независимость и непохожесть на иных.

Елизавете между тем предстояло немало хлопот с заблудшей кузиной. Неожиданно для себя она оказалась единственной защитницей Марии и гарантом ее безопасности. Шотландские лорды требовали от своей пленницы развестись с Босуэлом и отдать его под суд за убийство Дарили. В противном случае они грозили расследованием ее собственной роли в убийстве мужа, низложением и коронацией ее малолетнего сына. Мария скорее умерла бы, чем отказалась от Босуэла. На все предложения о компромиссе она решительно отвечала «нет». Тогда ей стали открыто угрожать смертью. Смерть ее не пугала.