Елизавета Тюдор - [31]

Она могла призвать Ферию и долго превозносить могущество и мудрость его августейшего господина только затем, чтобы в следующий раз заявить, что Филипп «еретик» и она никогда не выйдет замуж за католика. Впрочем, она вообще не выйдет замуж. А если и выйдет, то скорее всего изберет супруга из числа своих подданных. Граф впадал в отчаяние и не знал, что писать королю. Когда Филипп вышел наконец из игры, женившись на другой, это не принесло облегчения его послу. Ферии было поручено хлопотать за двух других Габсбургов, тоже католиков, — эрцгерцогов Фердинанда и Карла. Елизавета будто бы всерьез заинтересовалась младшим — эрцгерцогом австрийским Карлом — и запросила точные сведения о его наружности и нраве, а также о том, «был ли он уже влюблен в кого-нибудь и каким образом». Отзывы о младшем брате германского императора Максимилиана II оказались самыми благоприятными: он был недурен собой, мужествен и сговорчив настолько, что соглашался жить даже в протестантской стране, если только ему позволят частным образом исповедовать его собственную религию и слушать мессу в дворцовой часовне. Более покладистого претендента было трудно отыскать, и у него было много сторонников среди английских политиков. Елизавета затянула переговоры с ним на целых десять лет. Кто-то якобы намекнул королеве, что Карл горбат, и месяцы прошли, прежде чем она удовлетворилась исчерпывающими объяснениями, что это не соответствует истине: он, может быть, чуть-чуть сутулится, но этого почти не видно, особенно когда эрцгерцог гарцует верхом. Успокоившись на этот счет, Елизавета подолгу беседовала с послами императора Максимилиана и Филиппа, обсуждая новое, только что придуманное ею препятствие. Она не собиралась выходить замуж, не увидев своего нареченного. Но это было непросто сделать в эпоху, когда не существовало фотографии и Британских авиалиний. Доверять же портретам, как показал опыт ее отца и Анны Клевской, было опасно. В конце концов послы предложили привезти претендента в Англию инкогнито. Несмотря на возможность отказа, и сам заинтересованный жених был согласен на такой не совсем обычный шаг, но здесь возмутился император: подобные смотрины показались ему унизительными. Переговоры тем не менее продолжались.

Дипломатов бросало то в жар, то в холод от циркулировавших при дворе слухов о предположительных успехах того или иного претендента. А королева время от времени обескураживала всех, публично заявляя, что умрет девственницей. Новый посол Испании епископ де Куадра однажды не вынес всего этого брачно-дипломатического кошмара и буквально возопил в письме к Ферии: «Ваша милость знает, каково быть вынужденным иметь дело с этой женщиной, в которой, я думаю, сидят сто тысяч чертей, несмотря на то, что она постоянно говорит мне, будто жаждет быть монахиней и проводить время в молитвах в монастырской келье». В довершение всех огорчений со слов могущественных Габсбургов у них под ногами постоянно крутился герцог Финляндский Иоанн, ходатай за брата — принца Эрика Шведского, и сорил бриллиантами. Швед прослыл самым эксцентричным из всех заморских претендентов. «Пылко влюбленный» Эрик, несмотря на неоднократные отказы, бомбардировал Елизавету письмами с уверениями в неслыханной любви и рвался пересечь море, чтобы доказать ее лично. А в подтверждение своих клятв протестантский сосед слал королеве тюки горностаевых мехов, а ее министрам — алмазы чистейшей воды. Эти ухаживания забавляли фрейлин милым нарушением этикета и бесили послов «солидных» держав варварскими методами дипломатии. Хорошо, что они не читали писем к Елизавете Ивана Грозного…

Королева упражнялась в игре в разборчивую невесту около двадцати лет. Она так искусно умела запутать всех, что даже близко знавшим ее людям казалось, будто она не знает, чего хочет. Это было не так: Елизавета всегда точно знала, чего добивается. Чем больше было претендентов, мечтавших когда-нибудь вступить на землю Англии ее королем (в особенности среди католических государей), тем прочнее было положение ее страны и ее самой на троне. Все они, не подозревая того, были гарантами ее безопасности. Так пусть же надежда не оставляет никого. Королева не станет торопиться с выбором.

Испытание любовью

Посреди государственных дел и политических интриг, упоенная властью и талантом повелевать душами тысяч людей, гордая своим «обручением с нацией», Елизавета внезапно оказалась захвачена чувством, от которого не застрахованы даже монархи и убежденные феминистки, — она полюбила. «Он» был Роберт Дадли — человек на вороном коне, всегда и всюду следовавший за ней, ее конюший.

Судьба так часто ставила их рядом, что было бы просто удивительно, если бы между ними не возникла сердечная близость. Ровесники, детьми они вместе играли в садах Хэтфилда, потом занимались у одного учителя — Роджера Эшама (соблазнительно предположить, что вместе, но мы не знаем этого наверняка). В отличие от Елизаветы, склонной к гуманитарным наукам, ее приятель отдавал предпочтение математике и физике, где проявлял незаурядные способности.

Роберт Дадли был одним из пятерых сыновей Джона Дадли, впоследствии герцога Нортумберленда. В этом семействе неуемный характер и безграничное честолюбие были фамильными чертами. Дед Роберта — Эдмунд Дадли, министр Генриха VII, был казнен как государственный изменник за фантастических размеров взяточничество и казнокрадство. Джон Дадли, женив сына на Джейн Грей, погубил его и погиб сам, вознамерившись заполучить корону английских королей. Остальные его дети, включая Роберта, попали в Тауэр. В течение нескольких месяцев во время заключения там Елизаветы их разделяли лишь крепостные стены. Роберт сидел в Бочампской башне, и несчастная принцесса подходила к ее подножию во время своих прогулок. Видел ли он ее из окна, мог ли подать ей знак?