Елизавета Петровна. Императрица, не похожая на других - [151]
Мирный договор между Россией и Пруссией был подписан 24 (по старому стилю 13) апреля 1762 года. И все-таки на закате своего царствования Елизавета одержала величайшую победу — унизила Фридриха II. Конечно, ненавистный пруссак был разбит не до конца, но отчаяние вперемешку с ипохондрией и мизантропией едва не толкнули его на капитуляцию. Смерть задела его прежде всего психологически, и он чувствовал себя «словно приговоренный к чистилищу»>{852}. И еще одним триумфом могла похвалиться русская императрица: аннексией Восточной Пруссии на протяжении четырех лет. Это обогатило ее самопровозглашенным титулом «Regina Prussiae» («Царица Прусская»). А ее подданные получили свое первое боевое крещение в Германии задолго до кровопролитий XX столетия, когда Кенигсберг, будущий Калининград, надолго станет символом русской гегемонии в Центральной Европе.
REGINA PRUSSIAE?
Кенигсберг и Восточная Пруссия на четыре года оказались под властью «русских медведей». Фридрих был уверен, что Елизавета присоединит этот регион к своей обширной империи; вконец приуныв, он даже заявлял, что готов уступить ей отторгнутые земли>{853}. Он считал, что варвары с востока, по своему обыкновению, ограничатся тем, что будут «обжираться, пьянствовать и грабить», но никогда не совершат «ничего великого»>{854}. Не тут-то было: русские вели себя образцово, управлять Кенигсбергом и Восточной Пруссией старались по справедливости. Король не смог скрыть возмущение, когда на тамошних придорожных указателях, ошарашивая путников, появилась надпись «Новая Россия»>{855}. Разве не было это свидетельством намерения императрицы аннексировать территорию на веки вечные? Создала же она «Новую Сербию» для защиты своих границ! Да и контроль над Голштейнским герцогством, который князь Петр оставил за собой, говорил о желании России вмешиваться в германские дела. Намерение прибрать к рукам Восточную Пруссию выглядело логическим продолжением той же позиции. К тому же регион в этом случае создаст буферную зону, предохраняющую страну от прусской агрессии.
Опасения Фридриха подтверждались целым рядом важных признаков. Так, в первые же дни оккупации жителей Пруссии заставили принести клятву верности российской императрице, и новые хозяева края при всяком удобном случае напоминали им об этой волей-неволей обещанной преданности. Императорский указ, оглашенный в феврале 1758 года, повелевал во имя славы и чести защищать Восточную Пруссию как часть Российской империи. Если Фридрих попытается отвоевать ее обратно, совет прикажет армии все здесь опустошать, а мужчин, годных к воинской службе, мобилизовать, чтобы Гогенцоллерн не смог усилить за их счет свои войска>{856}.
«Генерал-губернатором Прусского королевства» стал Фермор; все решающие административные функции в области финансов, правосудия, охраны порядка были поручены русским военным немецкого или прибалтийского происхождения. Большинство германских политиков предпочли покинуть столицу Восточной Пруссии. Военный совет потребовал от Фермора еженедельных донесений о состоянии городского управления и взаимоотношениях русских и пруссаков, вынужденных жить бок о бок. Первым же очередным манифестом Елизавета предоставила Кенигсбергу ряд привилегий. Местному населению гарантировали свободу вероисповедания. Лютеран и кальвинистов, составлявших здесь большинство, избавили от обязанности пускать русских военных на постой. Каждый мог распоряжаться своим имуществом по собственному усмотрению и без помех заниматься своими делами. Коммерция не будет подвергаться утеснениям, однако тем не менее останется под контролем оккупационных властей>{857}. Никого не будут принуждать идти на службу к русским. Чиновники города и всего региона имеют право подать в отставку, но им придется уступить четвертую часть своего состояния, если, конечно, они не предпочтут отправиться в ссылку в Россию. Собственность всех тех, кто бежал, чтобы примкнуть к бранденбургскому властителю, будет конфискована. Пятьдесят семь селений, принадлежавших таким беглым землевладельцам, отныне меняли свой статус: крестьянам надлежало теперь выплачивать налоги в казну императрицы.
Местная пресса подстрекала предприимчивых людей переезжать в Россию, ведь в этой стране не хватает жестянщиков, оружейников, ткачей, суконщиков, дубильщиков, сапожников и даже полковых музыкантов>{858}. Это способствовало тому, что бюргеры и чиновники стали служить новой администрации, а взбешенный таким поворотом событий Фридрих II в ответ развязал в Саксонии жуткие репрессии>{859}. Так или иначе, приходится констатировать, что король по-прежнему весьма упорно воздерживался от комментариев но поводу судьбы Кенигсберга. Если он и вспоминал о ней, то лишь затем, чтобы выразить свое презрение к жителям города, всем этим трусам, изменникам, предателям, согласившимся присягнуть Елизавете.
