Елизавета I - [2]

Все эти годы с их сложными перипетиями, со скандалами вокруг злополучного развода короля с его ужасной первой женой, Екатериной Арагонской, Анна не забывала о своем предназначении. Она знала, что дождется мига, когда станет королевой, и тогда родит сына — принца Уэльского.

И вот минувшей осенью долгому ожиданию пришел конец. Король взял ее с собой в Кале — не как любовницу, но как маркизу Пембрук, знатную даму, законно носящую этот титул. И почести ей воздавались королевские. В Кале у нее было все, что только может пожелать королева: новые, подбитые мехом шелковые наряды, любимые кушанья — виноград и специально доставленные груши, мясо морской свиньи и оленина, — даже королевские драгоценности (с ними соперница Анны, Екатерина Арагонская, поначалу отказывалась расставаться, заявляя, что совесть не позволяет ей мириться с тем, что они будут украшать женщину столь сомнительной репутации, но в конце концов ей пришлось уступить). Все, включая и Екатерину, были убеждены, что Генрих женится па Анне в Кале, где они вовсю пировали и предавались разнообразным увеселениям с королем Франции, вдали от враждебно настроенных английских подданных, которым этот брак был явно не по душе. И лишь ближайшим доверенным лицам будущей королевы было известно, что на уме у нее другое. Говорят, одному из них Анна поведала, что, даже если король того пожелает, она на это не согласится — брачная церемония должна состояться в Англии, «как того требуют обычай и закон».

Анна не сомневалась, что она в недалеком будущем станет королевой. Неизвестно, сколько времени прошло с того дня, как она впервые разделила ложе с королем. По слухам, жили они как муж с женой уже много лет, и, если признать, что с обеих сторон высокой ставкой этого сожительства был будущий законный сын, то таким слухам нечего было противопоставить. Как, впрочем, и нечем их подтвердить. Но теперь, через несколько недель после торжеств в Кале, где король и Анна явно проводили ночи вместе, все стало ясно: в декабре 1532 года Анна уже была беременна.

И вот сама природа вступила в свои права. Как только все сомнения насчет беременности остались позади, Анна повенчалась с Генрихом. Был совершен скромный обряд, присутствовали только ее родители, брат и двое друзей. Конечно, это была не та официальная королевская церемония, о которой Анна мечтала, но тоже немало. К тому же и публичного признания ее нового положения ждать оставалось недолго. На пасхальную мессу, к которой Генрих готовился с некоторым беспокойством, Анна явилась под звуки королевских фанфар во всем великолепии: на платье ее, сверху донизу расшитом золотом, сверкали драгоценности, принадлежавшие ранее Екатерине. Тогда же архиепископ Кранмер вынес окончательное решение относительно неопределенного семейного статуса короля. Вскоре брак с Екатериной был официально расторгнут, и соответственно законной женой, обладающей всеми правами, была признана Анна. Теперь ее путь к коронации и рождению принца Уэльского был свободен.

...Пришло лето, с ним сезон охоты. Король в сопровождении егерей и друзей часто выезжал в поле, с рассвета до заката гоняясь за оленями. Король Генрих любил охоту, как, впрочем, и иные развлечения, требующие сноровки и отваги. Этого высокого рыжеволосого человека на резвом породистом жеребце, совершенно поглощенного погоней за дичью, можно было часто видеть в охотничьих угодьях неподалеку от столицы.

В свои сорок два года Генрих VIII был крупный, атлетического сложения, наделенный недюжинной силой мужчина с широкими плечами и мощными ногами, на которых, несмотря на мучивший его артрит, он крепко стоял даже после бесконечных празднеств с танцами, затягивавшихся далеко за полночь. В возрасте, когда иные начинают клониться к упадку, он, казалось, только приближался к своему мужскому расцвету. Зарубежных гостей английского двора неизменно восхищали бодрый вид короля, его правильные черты — как, впрочем, и живой ум, а также детальное знание европейских дел.

Ну а те, кто был поближе, видели в нем незаурядного человека со сложным характером, наделенного мощной энергией, что находила себе выход то в дружеских пирушках, то в острых спорах вокруг самых запутанных предметов, а часто и во вспышках гнева. В минуты недовольства он мог быть холоден, по-королевски недоступен, но чаще обезоруживал окружение почти мальчишеским энтузиазмом, очаровывал своей неотразимо привлекательной улыбкой. Ни один из властителей того времени не умел с такой легкостью сбрасывать с себя сановитость и представать живым собеседником — «скорее добрым приятелем, нежели королем», как о нем отзывались имевшие счастье с ним общаться.

Эти качества с особенной яркостью проявились в то лето 1533 года, когда Генрих разъезжал по окрестностям Лондона, наслаждаясь гостеприимством своих любимых придворных. «Никогда не видел короля таким веселым, — отмечал один из них в начале августа, — и никогда еще охота на оленя не была такой удачной». До самого конца лета в охотничьих угодьях и за накрытыми столами, где собирались самые близкие королю люди, раздавался веселый смех. Умолк он, по рассказам, лишь однажды — вспыхнула кратковременная эпидемия так называемой потницы — настоящий бич всего царствования Генриха VIII. В таких случаях король неизменно впадал в панику и затворялся в одиночестве — лишь немногочисленная стража охраняла его покой.