Элизабет Финч - [23]
А вот несколько автобиографических заметок:
• Перед смертью мама сказала, что скоро будет наблюдать за мной сверху и ожидать нашего воссоединения. Надежд на встречу с мужем в какой бы то ни было форме она не выразила. Я улыбнулась и погладила ее по руке – это самое большее, что можно было сделать в такой ситуации. А после ее смерти я ни разу не почувствовала на себе ее взгляд – ни реальный, ни гипотетический, даже в те моменты, которые некоторым – а уж ей-то бесспорно – показались бы щекотливыми или постыдными. Сейчас она всего лишь прах, и отец тоже прах, но постарше. Я всегда это знала.
И далее:
• В годы моего детства в округе проживало много «незамужних тетушек», которые уже в силу такого именования считались невинными во всем, что касается тела, и благополучно уносили девственность с собой в могилу. Они же – старые девы; сейчас этот термин практически вышел из употребления. Незамужняя дочь, ведущая хозяйство в доме овдовевшего отца или вдовицы-матери. Две сестры, которые годами делят кров: одна боится, что какой-нибудь мужчина выберет другую, и обе, вероятно, надеются на появление хоть какого-нибудь мужчины (по Чехову). Отдельное проживание давало им хоть какой-то социальный статус, окрашенный в равной степени жалостью и восхищением. Я не принадлежу ни к одной из вышеупомянутых категорий. У меня нет желания иметь сестру, с которой я могла бы разделить свою жизнь, и я отказалась (хотя меня и не особо просили) поддерживать вдовицу-мать, разве что с расстояния и материально. Что же касается сердечных дел, можно строить любые домыслы, но жалость будет неуместна и даже оскорбительна. А как от нее уйти? Но меня она не волнует.
• «Для женщин верность – добродетель, а для мужчин – тяжелый труд». д/обсужд в ауд. Ох уж эта шутливость мужской эпиграммы. Я бы ответила на нее так:
• Для женщин любовь – так уж исторически сложилось – сперва одержимость, а потом жертва. И по сей день в мире все идет заведенным порядком. «Маскировка» становится лучше, «награда» выше, но суть не меняется. Мое поколение восстало против такого уклада (причем восстания случались и раньше). Глядя на своих матерей, теток, бабушек, мы видели, что оценка (и самооценка) женщины определяется ее замужеством (или девичеством). Единицы решительно противились такому порядку, но большинство подчинялось до конца своих дней. И я, при всех своих принципах, тоже от этого не защищена.
А дальше почеркушки, сделанные в разное время простыми карандашами – с более мягким и более твердым грифелем:
М: Откуда?
И ниже:
М: Зачем?
Почему-то эта запись, пусть состоящая всего из двух одинаковых инициалов, двух местоименных наречий и двух вопросительных знаков, заговорила со мной голосом Э. Ф. Но если задать следующие два вопроса: «М: Когда?» и «М: Кто?» – ответа у меня не будет.
Понимаю, что приписываю ей свойства женщины-тайны. Она таковой не была: ее не окружал ореол таинственности. Она была исключительно светла. Все, что она тебе говорила, было правдой и с каждым словом становилось все правдивей.
Когда нас преследовали студенческие фантазии об Э. Ф., диапазон их распространялся от скабрезности до гламура. Почему-то у нас не бывало фантазий противоположного свойства: о строгости, дисциплине, уходе от мира. Без труда могу вообразить Э. Ф. настоятельницей средневековой обители: увитые плющом каменные стены, тишина, послушание, молитвы и жертвенность… Но нет, такие фантазии тут же рушатся. Э. Ф. не подходила на роль настоятельницы или святой Урсулы, не говоря уж о роли одной из ее то ли одиннадцати, то ли одиннадцати тысяч дев.
В ее записных книжках нет никакой систематизации. Записи варьируются от интимных до сугубо официальных, от личных размышлений до конспектов лекций. Вот, например, несколько записей подряд:
• Притворство, методичность, истина. Притворство в целых цивилизациях, равно как и в одежде. Притворство не противопоставлено истине, но зачастую служит ее воплощением, отчего само становится неотразимым.
• Сердечность как форма агрессии. Воистину: нетерпение сердца.
• Конечно, тот тип женщины, что мне близок, вышел из моды. Впрочем, я никогда не гналась за модой и даже никогда в нее не вписывалась. Я всегда стремилась к устойчивости.
• Ах, говорят обыватели, она никогда не была замужем. Какой редукционистский подход к описанию и содержанию человеческой жизни.
• У меня ровно столько друзей, сколько мне требуется. По большому счету они между собой не контактируют. От этого некоторые из них начинают думать, что занимают более важное место в моей жизни, чем на самом деле. А другие наоборот.
• Всегда считалось так: когда рушатся отношения, виновата по определению женщина. Если мужчина сбежал, значит женщина не сумела его удержать; если сбежала женщина, значит она была вертихвосткой, не умела идти на компромиссы, не отличалась стойкостью. Хотя на самом-то деле она просто подыхала от скуки.
• Одна студентка на полном серьезе сказала мне, что не любит роман «Госпожа Бовари», потому что «Эмма – плохая мать». О, боги.
• И не заблуждайтесь: я не одинокая женщина, я сама по себе, а это далеко не одно и то же. Кто сам по себе, тот силен; кто одинок, тот слаб. От одиночества спасет уединенье, как некогда указала мудрая ММ.
Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.
«Не просто роман о музыке, но музыкальный роман. История изложена в трех частях, сливающихся, как трезвучие» (The Times).Впервые на русском – новейшее сочинение прославленного Джулиана Барнса, лауреата Букеровской премии, одного из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автора таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «Любовь и так далее», «Предчувствие конца» и многих других. На этот раз «однозначно самый изящный стилист и самый непредсказуемый мастер всех мыслимых литературных форм» обращается к жизни Дмитрия Шостаковича, причем в юбилейный год: в сентябре 2016-го весь мир будет отмечать 110 лет со дня рождения великого русского композитора.
Впервые на русском – новейший (опубликован в Британии в феврале 2018 года) роман прославленного Джулиана Барнса, лауреата Букеровской премии, командора Французско го ордена искусств и литературы, одного из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии. «Одна история» – это «проницательный, ювелирными касаниями исполненный анализ того, что происходит в голове и в душе у влюбленного человека» (The Times); это «более глубокое и эффективное исследование темы, уже затронутой Барнсом в „Предчувствии конца“ – романе, за который он наконец получил Букеровскую премию» (The Observer). «У большинства из нас есть наготове только одна история, – пишет Барнс. – Событий происходит бесчисленное множество, о них можно сложить сколько угодно историй.
Впервые на русском — новейший роман, пожалуй, самого яркого и оригинального прозаика современной Британии. Роман, получивший в 2011 году Букеровскую премию — одну из наиболее престижных литературных наград в мире.В класс элитной школы, где учатся Тони Уэбстер и его друзья Колин и Алекс, приходит новенький — Адриан Финн. Неразлучная троица быстро становится четверкой, но Адриан держится наособицу: «Мы вечно прикалывались и очень редко говорили всерьез. А наш новый одноклассник вечно говорил всерьез и очень редко прикалывался».
Казалось бы, что может быть банальнее любовного треугольника? Неужели можно придумать новые ходы, чтобы рассказать об этом? Да, можно, если за дело берется Джулиан Барнс.Оливер, Стюарт и Джил рассказывают произошедшую с ними историю так, как каждый из них ее видел. И у читателя создается стойкое ощущение, что эту историю рассказывают лично ему и он столь давно и близко знаком с персонажами, что они готовы раскрыть перед ним душу и быть предельно откровенными.Каждый из троих уверен, что знает, как все было.
Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, лауреат Букеровской премии 2011 года за роман «Предчувствие конца», автор таких международных бестселлеров, как «Артур и Джордж», «Попугай Флобера», «История мира в 10 1/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд» и многие другие. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.В романе «Англия, Англия» – вошедшем, как и многие другие книги Барнса, в шорт-лист Букеровской премии, – автор задается вопросом: что же такое эта настоящая Англия? Страна романтичных легенд о Робин Гуде? Страна, давным-давно отжившая свое и носящая чисто орнаментальный характер монархии? Страна двух неоспоримых и вечных достоинств – «Битлз» и хорошего пива? Неизвестно, сколько ангелов может поместиться на острие иглы, но доподлинно известно, что вся Англия может поместиться на острове Уайт.
Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)
Им по шестнадцать, жизнь их не балует, будущее туманно, и, кажется, весь мир против них. Они аутсайдеры, но их связывает дружба. И, конечно же, музыка. Ред, Лео, Роуз и Наоми играют в школьной рок-группе: увлеченно репетируют, выступают на сцене, мечтают о славе… Но когда Наоми находят в водах Темзы без сознания, мир переворачивается. Никто не знает, что произошло с ней. Никто не знает, что произойдет с ними.
Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.
Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.