Элизабет Финч - [22]

Шрифт
Интервал

Как-то раз Кристофер спросил (не сказать, что враждебно, но с легким подозрением), что у меня на уме.

– То есть?

– То есть ты до сих пор пристаешь ко мне с вопросами насчет Лиз.

Мне думалось, для нас это естественная точка соприкосновения. А оказалось, что нечто большее.

– Я же говорил: мне не хочется ее от себя отпускать. И не хочется вспоминать ее только как застывшую коллекцию курьезов.

Он фыркнул себе под нос.

– Уж не собираешься ли ты, – его пальцы изобразили воздушные кавычки, – «взяться за ее биографию»?

– Честно сказать, еще не решил. У нее было множество житейских пробелов и запретов.

– Что верно, то верно.

– К тому же она, по-моему, встретила бы эту идею в штыки. Чтобы кто-то «ползал по всей ее жизни», как сказал один американский писатель.

– Это какой?

– Джон Апдайк.

Кристофер помотал головой, изображая благосклонное неведение.

– А его-то биографию кто-нибудь сподобился написать?

– А как же? Вскоре после его смерти. Лет через пять.

– Вот тебе и ответ, – твердо заявил он.

Бледно-голубые глаза на розовощеком лице глядели точно вперед. Я не понимал, это одобрение или порицание.

– Ты хочешь сказать…

– Она мертва, ты жив; смотри сам.

У него это прозвучало самоочевидно, даже брутально. Впоследствии я задумался над такой твердостью. Элизабет, которая была моложе его, при жизни оставалась старшей. Неужели смерть изменила эту иерархию? Разве это так просто?


Я часто размышлял об отношениях между мужчинами и женщинами. (Реже – между мужчинами; между женщинами – практически никогда: союзы последнего рода для меня очевидны и логичны, обусловлены не вкусовыми пристрастиями, а необходимостью, поскольку этот мир испоганен мужчинами.) Мужчины и женщины: недоразумения и разночтения, мир из соображений притворства или лени, ложь во спасение, болезненная ясность, беспричинные выпады, безотказное добродушие, за которым скрывается эмоциональная черствость. И так далее. Надежды на понимание чужого сердца, хотя мы и в своем собственном разбираемся с трудом. Лично у меня на счету два развода и трое детей от разных женщин. Указывает ли это, что во многих вопросах я разбираюсь лучше или хуже? Определенно это указывает на то, что я стараюсь не давать советов. Но ко мне мало кто обращается за советом, так что я редко подвергаюсь проверкам на прочность.

Был у меня один знакомый, с виду вполне благополучный в жизни и в браке, хороший отец, крепкий профессионал, являвший миру великодушную и смешливую физиономию. У него завязалась интрижка – не знаю, первая или нет, ну… с такого рода женщиной, с которой может завязаться интрижка у мужчины такого рода. На десять лет моложе его жены, примерно равного социального статуса, жизнерадостная и общительная. Возможно, она курила и прикладывалась к спиртному больше его жены; насчет секса – кто знает, как там обстояло дело? – но у нее не было детей. Возраст – к сорока, у него – к пятидесяти. Перед ними встали обычные в таких случаях вопросы, например: как быть с его детьми (двое подростков, оба проблемные)? По натуре он был бесхитростен, но оказался на новой для себя территории – и заметался. Да, он обо всем расскажет жене, безусловно, вот прямо на выходных, правда-правда; да, он уйдет из семьи, безусловно, вот прямо на выходных, правда-правда; нужно немного потерпеть, у него такое впервые, да, конечно, он ее любит. Минуло несколько назначенных сроков. В конце концов он вознамерился действовать решительно. Да, точно, в конце этой недели, вот те крест, чтоб я сдох, он переедет к ней в воскресенье вечером, а прежде поговорит с женой. Итак, в течение пятницы, субботы и первой половины воскресенья он вел переговоры с женой и детьми: и насчет своей интрижки, и насчет предстоящего ухода, и насчет планов на будущее. Потом упаковал два чемодана, вызвал микроавтобус и приехал к любовнице. Которая через дверь, даже не сняв цепочку, сказала, чтобы он убирался назад к жене.

Это все, что мне известно. Я узнал эту историю из вторых уст; не исключено, что множественные пересказы превратили ее в скетч. Мне не под силу оценить ущерб, отследить пути к примирению или заглянуть в душу каждой из сторон. В чем-то это, конечно, банальный случай, но только не для участников.

Я уже несколько лет живу один. Вы, наверное, догадались. Впрочем (я, кажется, повторяюсь), здесь речь не обо мне.


Из записных книжек Э. Ф.:

• «Мир устроен плохо, потому что Бог создал его один. Если бы Он советовался с двумя-тремя друзьями, с одним в первый день, с другим – на пятый, с третьим – на седьмой, мир был бы совершенством». д/обсужд. в ауд.

В ее записных книжках содержались кое-какие полностью сформулированные выводы, подходящие цитаты, автобиографические заметки, воспоминания и какие-то обрывки. Например, «Коричневые яйца»: то ли название стихотворения Элизабет Бишоп, то ли первый пункт списка покупок. Элизабет Финч могла бы назвать такой тип текста «олья подрида» – увидев это словосочетание, многие полезли бы в словарь.

В записной книжке номер семь я обнаружил два аккуратных столбца:



После краткого ознакомления мне вспомнилось, как на вводной лекции Э. Ф. пообещала дать нам список дополнительной литературы. Если именно его я сейчас читал, то в свое время он бы, думаю, привел меня в некоторое уныние.


Еще от автора Джулиан Патрик Барнс
Нечего бояться

Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.


Шум времени

«Не просто роман о музыке, но музыкальный роман. История изложена в трех частях, сливающихся, как трезвучие» (The Times).Впервые на русском – новейшее сочинение прославленного Джулиана Барнса, лауреата Букеровской премии, одного из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автора таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «Любовь и так далее», «Предчувствие конца» и многих других. На этот раз «однозначно самый изящный стилист и самый непредсказуемый мастер всех мыслимых литературных форм» обращается к жизни Дмитрия Шостаковича, причем в юбилейный год: в сентябре 2016-го весь мир будет отмечать 110 лет со дня рождения великого русского композитора.


Одна история

Впервые на русском – новейший (опубликован в Британии в феврале 2018 года) роман прославленного Джулиана Барнса, лауреата Букеровской премии, командора Французско го ордена искусств и литературы, одного из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии. «Одна история» – это «проницательный, ювелирными касаниями исполненный анализ того, что происходит в голове и в душе у влюбленного человека» (The Times); это «более глубокое и эффективное исследование темы, уже затронутой Барнсом в „Предчувствии конца“ – романе, за который он наконец получил Букеровскую премию» (The Observer). «У большинства из нас есть наготове только одна история, – пишет Барнс. – Событий происходит бесчисленное множество, о них можно сложить сколько угодно историй.


Предчувствие конца

Впервые на русском — новейший роман, пожалуй, самого яркого и оригинального прозаика современной Британии. Роман, получивший в 2011 году Букеровскую премию — одну из наиболее престижных литературных наград в мире.В класс элитной школы, где учатся Тони Уэбстер и его друзья Колин и Алекс, приходит новенький — Адриан Финн. Неразлучная троица быстро становится четверкой, но Адриан держится наособицу: «Мы вечно прикалывались и очень редко говорили всерьез. А наш новый одноклассник вечно говорил всерьез и очень редко прикалывался».


Как все было

Казалось бы, что может быть банальнее любовного треугольника? Неужели можно придумать новые ходы, чтобы рассказать об этом? Да, можно, если за дело берется Джулиан Барнс.Оливер, Стюарт и Джил рассказывают произошедшую с ними историю так, как каждый из них ее видел. И у читателя создается стойкое ощущение, что эту историю рассказывают лично ему и он столь давно и близко знаком с персонажами, что они готовы раскрыть перед ним душу и быть предельно откровенными.Каждый из троих уверен, что знает, как все было.


Англия, Англия

Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, лауреат Букеровской премии 2011 года за роман «Предчувствие конца», автор таких международных бестселлеров, как «Артур и Джордж», «Попугай Флобера», «История мира в 10 1/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд» и многие другие. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.В романе «Англия, Англия» – вошедшем, как и многие другие книги Барнса, в шорт-лист Букеровской премии, – автор задается вопросом: что же такое эта настоящая Англия? Страна романтичных легенд о Робин Гуде? Страна, давным-давно отжившая свое и носящая чисто орнаментальный характер монархии? Страна двух неоспоримых и вечных достоинств – «Битлз» и хорошего пива? Неизвестно, сколько ангелов может поместиться на острие иглы, но доподлинно известно, что вся Англия может поместиться на острове Уайт.


Рекомендуем почитать
Тебе нельзя морс!

Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)


Зеркало, зеркало

Им по шестнадцать, жизнь их не балует, будущее туманно, и, кажется, весь мир против них. Они аутсайдеры, но их связывает дружба. И, конечно же, музыка. Ред, Лео, Роуз и Наоми играют в школьной рок-группе: увлеченно репетируют, выступают на сцене, мечтают о славе… Но когда Наоми находят в водах Темзы без сознания, мир переворачивается. Никто не знает, что произошло с ней. Никто не знает, что произойдет с ними.


Авария

Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.


Комбинат

Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.


Мушка. Три коротких нелинейных романа о любви

Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.