Элиза, или Настоящая жизнь - [10]

Я бестрепетно наблюдала страдания Мари — Луизы. Она была не настолько глупа, чтоб не заметить этого. Передо мной она выставляла напоказ спокойствие, удовлетворенность. Вся порядочность брата сводилась к тому, что он предупреждал, когда не будет ночевать дома. Это случалось два, а то и три раза на неделе. В остальные вечера он возвращался поздно, Мари — Луиза ждала его, не ложась. Они говорили шепотом, но я предусмотрительно не закрывала плотно двери нашей комнаты. И довольно хорошо все слышала. Она жалобно ласкалась. Он, по–видимому, оставался холоден, погружен в свои мысли. Тогда она делала над собой усилие и пыталась возбудить в нем интерес к разговору.

— А война? Теперь все?

— Что война… Читай газеты, будешь знать ровно столько же, сколько я.

И все же он пускался в долгие рассуждения, которыми питалась и я, потому что он говорил во весь голос. Я представляла себе даже, как он жестикулирует. Мари — Луиза героически слушала, хотя ей предстояло встать в шесть часов и до вечера не отходить от машины. Она вышла замуж за «студента» и дорого расплачивалась за это. Мучительнее всего для нее была невозможность пожаловаться на свою судьбу в обществе женщин, которые всем делились друг с другом. Сначала ей завидовали. Потом стали недолюбливать. Она переняла язык, словечки Люсьена. «Задавака, фасоня», — говорили о ней на фабрике.

Мы следили за событиями в Индокитае, как следят за спасением терпящих бедствие. Мари — Луиза, захваченная лихорадочной атмосферой, которую создавали Анри и брат, самоотверженно забывала о собственных горестях и разделяла наше нетерпение.

Четырнадцатого июля Люсьен попросил у меня денег. Такого еще не бывало. Я дала немного, ни о чем не спросив. Я узнала, что Мари — Луиза обратилась с такой же просьбой к бабушке.

— Я ответила, обратитесь к Элизе, деньгами распоряжается она, — сказала мне бабушка.

Мари — Луиза не посмела. Да я и не смогла бы ей помочь.

Во мраке нашей спальни бабушка доверилась мне:

— Знаешь, где Люсьен днюет и ночует? Анри тут ни при чем. Только такая дура, как ты, может верить всему, что он говорит. Ты его избаловала, ты всегда стояла за него горой. А этот Анри его сообщник. Если бы Мари — Луиза знала. Господи…

Она поплакала и снова завелась:

— Мы еще хлебнем из–за него. Мари — Луиза, ее отец, братья, мать, злющая баба…

Ежедневно в полдень Люсьен встречался на набережной, у трамвайной остановки с девушкой. Они шли в портовую гостиницу. Их видели, когда они выходили на рассвете.

Несколько человек наталкивались на них. Докеры с нашей улицы, знакомые ее отца.

Гостиница в порту. Девушка та самая, которая написала письмо, Анна. Деньги нужны были, чтоб платить за гостиницу. Анри все знал. Читал ли он письмо?

Мне не спалось. Я видела полуденную набережную. корабли на заднем плане, лотки с устрицами, серыми креветками… и две тени, переплетшие пальцы, вдыхающие запах отплытий, который исходит от воды. Я так разволновалась, что решила защищать Люсьена, что бы там ни стряслось. Вернись он в эту минуту, я сказала бы ему о своем решении. Но он не вернулся, и я ничего не сказала. И к лучшему: он счел бы это просто грубо расставленной ловушкой.

Деньги. Мы все трое раздираемы желанием иметь деньги. Люсьен нуждается в них для своих послеполуденных похождений. Каникулы, он не зарабатывает ни копейки. О том, чтоб найти другую работу, и разговора нет, когда ему работать. В полдень он ложится в постель — до вечера — в каком–нибудь портовом отеле, куда приглушенно доносится скрип погрузочных кранов, потом — ночью — снова ложится в постель, либо дома, либо еще где–нибудь. Нужны деньги. Я читаю на его лице, в его глазах эту потребность в деньгах. Больше всех зарабатывает Мари — Луиза. Значительную часть она отдает на хозяйство. Остаток делит с Люсьеном. Получается не густо. Она тоже одержима жаждой денег. Она немало тратит, с тех пор как Люсьен ее забросил: на газеты, косметику, ленточки, украшения. Она вычитала в идиотской переписке по сердечным делам, что нужно соединять в себе многих женщин. Но средства, необходимые, чтоб привязать мужчину, стоят дорого. Мари — Луизе нужны деньги. Мне позарез необходимы те, которые я дала в долг Люсьену. Десять тысяч франков. Хватило бы на целую неделю. Мы нищие, но гордые. Из тех, что прячут бедность, как постыдное уродство.

В комнате было темно, и мне показалось, что под покровом мрака можно все высказать начистоту. Несмотря на жару, окно оставалось закрытым, чтоб не слышали соседи.

Нам, всем троим, нужно, во–первых, возможно меньше тратить, отказаться временно от каких бы то ни было покупок, кроме еды. И. постараться увеличить наши доходы.

— Ты хочешь сказать — работать.

— Да, работать.

— Хорошо, — сказал он. — Ради этого не стоило созывать семейный совет. Но раз уж он собрался… Летом мне заработков не найти. К тому же я тут затеял… Ну, одним словом, я не собираюсь входить в детали. Мне сейчас время дорого. В октябре будет легче. Я прошу тебя, сделай еще небольшое усилие и наберись терпения.

— Ладно, — сказала Мари — Луиза, которая сочла обсуждение законченным и встала. Она сердилась, что я отнимаю время в редкий вечер, когда Люсьен остался с ней.