Элитология Платона - [91]

Ещё А.Ф.Лосевым в 1928 г. было замечено, что учение Платона об идеях является чисто аристократической философией, поскольку была адресована, прежде всего, античной интеллектуальной элите.[342] Действительно, в массах вообще никогда не только не читали, но, наверное, даже и не слышали о самом имени Платона. От себя добавим к этому еще и то, что миф о пещере выглядит в этом свете сугубо элитаристским учением о духовном совершенстве человека, поскольку говорит о духовном выходе за рамки массового сознания. Нарисованная Платоном картина духовного восхождения человека от человека-зверя к сверхчеловеку необычайным образом напоминает аскетический опыт христианских подвижников (святых), которые буквально за Платоном почти слово в слово описывают это свое состояние. Мистический опыт большинства святых отцов Церкви предполагает изменение всей нашей природы под действием благодати (синергия, проблема Фаворского света в изложении Григория Паламы и т. д.).[343] Поэтому у нас есть все основания считать Платона предтечей и этого наследия Средневековья.

Основы платоновского элитоперсонализма были изложены их автором в знаменитом «мифе о пещере», который явно носит автобиографический характер. Платоновский «миф о пещере» некоторыми авторами действительно понимается именно в элитарном духе, как процесс «образования» элитарного сознания.[344] Впервые на этот аспект знаменитой платоновской доктрины указал еще В.Ф.Эрн в своей книге «Верховное постижение Платона. Введение в изучение платоновых творений».[345] В нем он, в частности, утверждал, что повествование о пещере «до сих пор не было понято в реально-биографическом смысле. А между тем, это место является истинным ключом всей духовной и жизненной эволюции Платона, т. е. ключом всего бесконечно запутанного, но вовсе не сложного в себе «платонического вопроса».

«Совершенно несомненно, — продолжает далее Эрн, — что в потрясающем мифе о пещере мы имеем некую синтетическую запись мирочувствия, богочувствия и самочувствия Платона в некий определенный момент его жизни…» По мнению Эрна, свою «Пещеру» Платон высекает в самосознании всего человечества как действительно великий духовный фесмофор, т. е. «законодатель». Пещера навсегда стала внутренней реальностью человеческого духа. Такая действительность возможна лишь при одном условии: при условии безусловной душевной подлинности, при условии глубинной душевной первоначальности всех материалов, из коих сложился этот столь животворный, столь властный, столь незабываемый символ.

«В мифе о «пещере» мы имеем сокращенную транскрипцию всего платонизма. С необычайной интенсивностью, используя удачно найденный образ, Платон в немногих словах запечатлевает все им постигнутое и различные сферы постижения, располагает в той духовной перспективе, которая обусловливалась точкой жизненно проходимого им пути».[346]

«Миф о пещере» — концепция элитаризации личности.

Позволим себе удовольствие привести здесь этот отрывок из начала VII книги «Государства» Платона полностью: Человек может уподобить свою природу в отношении просвещенности и непросвещенности следующему состоянию:

«Представь, что люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная, представь, невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол… за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.»

Находясь в таком положении, люди могут видеть только тени этих предметов на расположенной перед ними стене пещеры, принимаемые ими за истину. «Когда, — продолжает далее автор, — с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх — в сторону света, ему будет мучительно выполнить все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше… что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную проходящую перед ним вещь и заставят отвечать на вопрос, что это такое? Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, что будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?.. А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза и не отвернется он поспешно к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывали?.. Если же кто станет насильно тащить его по крутизне вверх, в гору и не отпустит, пока не извлечет его на солнечный свет, разве он не будет страдать и не возмутится таким насилием?