Элитный снайпер. Путешествие в один конец - [101]

Шрифт
Интервал

— Не уверен, что смогу идти! — прокричал сквозь грохот Кроссвайт. — У меня вывихнут тазовый сустав.

Гил вспоминал «адскую неделю», которую он пережил, будучи новичком. Это было пять с половиной дней унижения и боли во время тренировок в холодной воде. Это необходимо было пройти на начальном этапе обучения в SEAL, чтобы доказать, что ты способен выдержать такие испытания. Гил угадал по взгляду Кроссвайта, что тот начинает сдавать. А время шло. У каждого человека есть предел. Он был и у Гила. И хотя Кроссвайт по сравнению с ним был не так сильно ранен, Гил видел, что Кроссвайт достиг своего предела. И в этом не было ничего постыдного. Если бы не Кроссвайт, Гил бы давно погиб. Предел человеческих сил не зависит от того, лучше человек или хуже. Он просто зависит от запаса воли. И Шеннон знал: ему придется навязать эту волю Кроссвайту, чтобы тот не сдался у финишной черты.

Гил глубоко, болезненно вдохнул, наполняя воздухом пораженное легкое, и с усилием поднялся на ноги. Кроссвайт вытаращил глаза, когда тот шагнул к нему и протянул руку. Они оба истекали кровью от многочисленных ран, кровь и грязь так раскрасили их лица, что и матери их не узнали бы.

— Нет, дружище, в колокол бить я тебе не дам, — сказал Гил, напоминая о позорном латунном колоколе, до боли знакомом каждому «котику» по тренировкам. Бить в колокол означало то же, что и бросить полотенце: признать в себе слабака. — Дай руку, братишка. Пойдем, посмотрим, чем окончится бой.

Кроссвайт ощутил прилив сил, передавшийся ему от Гила, схватился за руку товарища и вскочил на ноги. Таз пронзила острая боль, и он громко вскрикнул. Сустав был сильно вывихнут, и Гил поддерживал его с левой стороны, пока они ковыляли мимо второго ряда мертвых лошадей, направляясь к устью каньона, где Фарух и его дяди все еще отстреливались от неприятеля.

— Черт, сколько ж мяса полегло, — пробормотал с раздражением Гил.

Кроссвайт снова вскрикнул, пытаясь освободиться из-под руки Гила, но тот не дал ему упасть.

— Оставь меня! А ну, к черту все!

— Они не смогут посадить здесь вертолет. Идем!

— Какой еще, на хрен, вертолет?! — взвыл Кроссвайт.

Гил сделал вид, что не услышал, и дальше тащил капитана, вынуждая того шагать здоровой ногой.

Над каньоном пронеслись два ударных вертолета Cobra, выпустившие ракеты и обстрелявшие из многоствольных пушек остатки войск противника, спрятавшихся среди камней. В небо взметнулись искры, полетели обломки скал вперемежку с фрагментами взорванных тел, кто-то в агонии закричал. Таджики в ужасе прижались к земле, опасаясь, что на них тоже сбросят бомбу, но вертолеты Cobra внезапно отделились от остальной авиации и, не прекращая обстреливать бог знает кого, покинули долину.

Штурмовики А-10 Thunderbolt II стремительно пролетели над головой, пушечные установки, разрезая воздух и извергая огненные искры, ревели подобно электропиле.

— Винчестер, — с пыхтением парового двигателя произнес Гил. — Видимо, они потеряли терпение. Мы должны выжить!

— Отпусти меня! — задыхаясь, крикнул Кроссвайт. — Пусть принесут мне костыль.

Они вышли к линии фронта. Враг все еще обстреливал каньон, скрываясь в саду в ста метрах от них, в безопасности от вертолета. Гил и Кроссвайт присели за валуном, досадуя из-за неработающего радиопередатчика.

— Слава богу! — сказал Кроссвайт, ощущая облегчение в теле.

Гил заметил, что Орзу смотрит на них.

— Мне жаль, ваши лошади… — сказал он по-английски и, указав на мертвых животных, всплеснул руками.

Орзу подошел к нему и, развернув того, увидел, что из поясницы торчит пластиковая трубка. Он в удивлении вскинул брови и, похлопав Гила по плечу, сказал что-то по-таджикски. Гил не понял, но по глазам старика догадался, что тот не беспокоился о лошадях — это жизнь, а жизнь подчас очень жестока.

Фарух присоединился к ним.

— Мой дядя спрашивает, что им делать? Мы можем вырваться из окружения, но куда мы пойдем пешком?

— Мы дождемся вертолетов, — ответил Гил.

Фарух поговорил с Орзу, то и дело качая головой и пожимая плечами.

— Дядя спрашивает, что будет с нами? В долине все еще много хезби.

Они стояли, слушая, как ревут за горами двигатели.

— Думаю, они недалеко, — сказал Гил.

— Но они не смогут перестрелять их всех. Пещеры глубокие. Хезби подождут, пока…

Гил схватил Фаруха за руку.

— Не волнуйся. Скажи дяде, что вы все пойдете с нами, я буду с вами. — Он посмотрел на старика и улыбнулся. — Понятно, дядя?

Фарух перевел слова Гила, и старик заулыбался.

— Он говорит, что понятно, племянник.

Они подняли винтовки и поспешили, укрываясь за валунами, обстрелять фисташковый сад.

Через пять минут в небе появилась пара «черных ястребов» с «ночными сталкерами». Из-за деревьев выскочили три гранатометчика. Только благодаря мастерскому маневру пилота удалось избежать катастрофы. Вертолет накренился, набрал высоту, и из открытых дверей на сад обрушился огненный дождь.

Гил тронул Фаруха за плечо.

— Скажи дяде, что сейчас лучше отступить. Вертолеты сейчас спалят сад и поджарят всех, кто там окажется.

Пока он это говорил, из посадки в ста метрах от реки выбежало больше полусотни боевиков, желающих расправиться с предателями-таджиками. Каждый из этих отчаянных пуштунов стремился погибнуть в этой великой битве во славу Аллаха ради того, чтобы спасти душу Афганистана. Снаряды РПГ взрывались между скал, рядом с таджиками. Лишенные другого выбора, они отступили в каньон и попадали на землю.


Рекомендуем почитать
Меценат

Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.


Юрий Поляков. Последний советский писатель

Имя Юрия Полякова известно сегодня всем. Если любите читать, вы непременно читали его книги, если вы театрал — смотрели нашумевшие спектакли по его пьесам, если взыскуете справедливости — не могли пропустить его статей и выступлений на популярных ток-шоу, а если ищете развлечений или, напротив, предпочитаете диван перед телевизором — наверняка смотрели экранизации его повестей и романов.В этой книге впервые подробно рассказано о некоторых обстоятельствах его жизни и истории создания известных каждому произведений «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Парижская любовь Кости Гуманкова», «Апофегей», «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег…», «Любовь в эпоху перемен» и др.Биография писателя — это прежде всего его книги.


Про маму

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мы на своей земле

Воспоминания о партизанском отряде Героя Советского Союза В. А. Молодцова (Бадаева)


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.


Американский снайпер

Автобиографическая книга, написанная Крисом Кайлом при сотрудничестве Скотта Макьюэна и Джима ДеФелис, вышла в США в 2012 г., а уже 2 февраля 2013 г. ее автор трагически погиб от руки психически больного ветерана Эдди Р. Рута, бывшего морского пехотинца, страдавшего от посттравматического синдрома.Крис (Кристофер Скотт) Кайл служил с 1999 до 2009 г. в рядах SEAL — элитного формирования «морских котиков» — спецназа американского военно-морского флота. Совершив четыре боевых командировки в Ирак, он стал самым результативным снайпером в истории США.


Снайперская «элита» III Рейха. Откровения убийц

ТРИ БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ! Шокирующие мемуары трех немецких Scharfschützen (снайперов), на общем счету которых более 600 жизней наших солдат. Исповедь профессиональных убийц, сотни раз видевших смерть через оптику своих снайперских винтовок. Циничные откровения об ужасах войны на Восточном фронте, где не было места ни рыцарству, ни состраданию. Им довелось воевать на различных направлениях, и судьбы их сложились по-разному. Объединяет их одно – все они были расчетливы и безжалостны, обладали нечеловеческой выдержкой, позволявшей часами выслеживать цели и выходить победителями из снайперских дуэлей; все они выжили в самых страшных боях Восточного фронта, заплатив за это чудовищную цену – превратившись в законченных убийц.