Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира - [27]

С назначением в военную администрацию Мишель потерял доступ к разведывательной информации, интерес к которой проявляло российское посольство. Прошло достаточно времени, прежде чем Мишель нашел сообщников. Первым из них стал Жан Мозес (по прозвищу Мирабо, 35 лет), сторож отдела военного министерства, где раньше служил Мишель. Сторож носил к переплетчику ведомость дислокации французской армии, которая составлялась в отделе два раза в месяц. На это отводилось ограниченное время, но Мозес ухитрялся выкраивать три четверти часа, которых хватало Мишелю для копирования секретных сведений. Свой интерес Мишель объяснил тем, что в армии служит его богатый и бездетный родственник, единственным наследником которого он является. Мозес удовлетворялся таким объяснением. А потому без всякого подозрения получал за столь пустячную в его глазах услугу по пять-шесть франков. Но вскоре начальнику отдела показалось, что сторож слишком долго ходит к переплетчику, и вместо него стали посылать другого служащего. Однако Мишель привлек к сотрудничеству Луи-Франсуа-Александра Сальмона, 32 лет, служившего в отделе инспекции войск военного министерства, и Луи-Франсуа Саже, 35 лет, чиновника военного министерства в отделе по передвижению войск. В 1811 году Сальмон доставил Мишелю сведения о составе пехотных полков в Германии, а затем каждые две недели представлял ведомость о передислокации французских войск. В декабре 1811 года Сальмон по сведениям, полученным от Саже, составил общую картину всей французской армии в Германии. Тот же Саже в январе 1812 года передал данные о дислокации корпусов, которые должны были войти в ее состав.

После отъезда Нессельроде из Парижа в августе 1811 года работу с Мишелем продолжил секретарь русского посольства Крафт[27]. Последняя информация была передана Мишелем Крафту, который заплатил ему 6 тысяч франков. Новым соучастникам Мишель объяснял интерес потребностями военного подрядчика. Связь с Нессельроде и Крафтом Мишель поддерживал через камердинера-австрийца Вертингера, ставшего затем швейцаром посольства.

Для ареста Вертингера было необходимо выманить из здания посольства, где он пользовался правом экстерриториальности. Полиция прибегла к хитрости — Мишеля заставили написать письмо из тюрьмы и назначить швейцару свидание в кофейне, где они обычно встречались. Ничего не подозревающий австрияк явился в указанное место, где был тут же схвачен. На допросах он был излишне словоохотлив. Вертингер, по словам Мишеля, свел его с Чернышевым, который просил сообщать ему тайно от Крафта все доставляемые тому сведения. Мишель согласился, после того как Чернышев обещал от имени государя значительную пенсию. С этого времени Мишель начал служить двум господам. Иногда он требовал отдельных сведений. За услуги Чернышев заплатил 4 тысячи франков. Перед отъездом Чернышев предложил Мишелю посылать ему сведения через человека, которого он обещал указать, и поручил ему подкупить чиновников Генерального штаба. Он был так щедр, что согласился заплатить 400 тысяч франков начальнику отдела военного министерства, если бы Мишель сумел добиться его услуг, но последний не рискнул, предвидя неудачу.

На следствии и суде Мишель во всем сознавался, но при этом он старался представить себя невинной жертвой искусителей и в первую очередь Чернышева, «который ловко его завлекал всевозможными средствами и не только принимал его во всякое время к себе, но и посещал его, не брезгуя его скромным жилищем». Мишель уверял судей, что несколько раз хотел прекратить свои сношения с Чернышевым, но тот пугал его, говоря: «Если вы откажетесь мне служить, то я донесу на вас, и вы погибнете». На суде вскрылось, что за время сотрудничества с представителями российского посольства Мишель получил, по его собственному признанию, до 20 тысяч франков, из которых чиновникам военного министерства Сальмону и Саже досталось только по 300.

Внезапное исчезновение швейцара посольства не оставило безучастным посла Куракина. Тайные полицейские донесения представляли его «человеком прямым и не опасным, а только смешным». Оценка совершенно не соответствовала действительности. Под маской простака скрывался тонкий, проницательный ум. Куракин был в курсе разведывательной деятельности Чернышева. Именно через него передавались деньги Чернышеву для оплаты услуг агентов. Он направлял разведывательную деятельность Нессельроде, а затем Крафта, отправлял информацию Мишеля. Причины исчезновения швейцара посольства не вызвали сомнений у Куракина. Ему предстояло локализовать последствия ареста Мишеля и Вертингера. С этой целью он постарался вызволить из рук полиции последнего и собрать максимальную информацию о ходе судебного расследования. Не выходя из созданного им образа, он поднял большой шум из-за своего швейцара. Как с иронией пишут исследователи, «он полагал, что видный немец, представлявший картинную фигуру со своей булавой на роскошной посольской лестнице, был замешан в какой-нибудь драме частного характера, и громко требовал возвращения необходимого аксессуара своего пышного жилища». Он не давал покоя министру иностранных дел герцогу Бассано, требуя самых энергичных мер полиции по розыску его слуги. Выбранная тактика оказалась правильной. Жалобы и просьбы Куракина так надоели Наполеону, что он приказал зажать рот «наивному» послу, открыв ему всю правду. Герцог Бассано конфиденциально сообщил Куракину: «Ваш швейцар не погиб, а его были вынуждены арестовать, потому что он замешан в заговоре против безопасности государства. Его накрыли с поличным…» Куракин пристально отслеживал обстановку и стремился найти выход из нее. Он докладывал в Петербург: «Я недоволен Вертингером за его жадность воспользоваться порученною ему уплатою, а также за то, что на допросе он сказал более, чем следовало. Тем не менее, чтобы не возбудить его и не сделать еще более против нас виновным, я, не выказав ему неудовольствия, построю ему золотой мост, отправив его на родину в Вену». Во избежание дипломатических осложнений Куракин в этом же письме рекомендовал не направлять больше Чернышева в Париж с ответным письмом Наполеону.