Эликсир жизни - [47]

Супрамати остановился, прочтя последнюю строчку этого краткого введения. Того, что он прочел, было достаточно, чтобы поглотить все его мысли.

Хватит ли у него силы достойно выполнить громадную программу, открывшуюся перед ним? Нарайяна, очевидно, не выдержал своей задачи, забыв, что опасно играть с силами, действие которых известно только наполовину. Он пал жертвой роковой случайности, которую вызвал сам и которую не сумел осилить. И вот неизвестный закон привел его к разрушению, несмотря на вложенные в него силы.

Не то вздох, не то стон сорвался с уст Супрамати. У него кружилась голова ввиду жизни, продолжительной, как планетная жизнь. Он боялся самого себя, боялся тайны, со всех сторон окружающей и давившей его.

С мучительной ясностью восстал в его памяти вечер, когда к нему явился таинственный незнакомец; вспомнились страх и отвращение, которые внушала тогда ему смерть, и смутная горечь, какую он чувствовал при виде здоровых и счастливых людей, наслаждающихся всеми благами жизни.

Теперь он обладал всем. Все наслаждения жизни лежали у его ног, но они удивительно потеряли для него свою цену.

Впрочем, такое угнетенное состояние продолжалось недолго: ясный и энергичный ум молодого ученого мужественно стряхнул его. Путь был намечен – следовало идти по нему, так как он хотел быть господином положения и зрячим. Только пройдя «посвящение», появится он на арене жизни; но не как Нарайяна, чтобы наслаждаться пошлыми материальными удовольствиями, а для того чтобы помогать завоеванным знанием своим несчастным братьям. Золото свое он будет раздавать не каким-нибудь Пьереттам, которые и без того всегда найдут щедрых обожателей, а обездоленным, которыми никто не интересуется и которых богатый обходит мимо, боясь запачкать свои руки.

Целой вереницей восстали в его памяти тягостные картины нищеты, на которые он наталкивался во время своей врачебной карьеры: чердаки и подвалы, где в холоде и голоде прозябали целые семейства и маленькие дети, невинные глазки которых точно спрашивали, почему жестокая судьба заставила их родиться только для страдания?

Страстное желание знать, лечить и помогать наполнило сердце Супрамати. Чистый огонь милосердия пылал в нем, и он уже больше не боялся трудиться, хотя бы целую планетную жизнь, на громадном поле битвы горя людского.

На следующий день к завтраку приехал виконт, и как всегда, привез с собой самую интересную, с его точки зрения, программу дня. На этот раз дело шло о знакомстве с очаровательной испанкой – Розитой.

– Это чисто жемчужина! Это настоящая колибри! Предупреждаю вас, принц, что вы будете без ума от нее, – прибавил Лормейль, с увлечением целуя кончики своих пальцев.

Но в душе Супрамати звучал еще восторг минувшей ночи, и он с едва скрываемым презрением смотрел на этого эгоистичного развратника, сбросившего с себя долг супруга и отца, чтобы вести позорную и праздную жизнь за кулисами и в будуарах кокоток.

Перебив поток похвал, которыми виконт осыпал прекрасную Розиту, Супрамати спросил:

– Не можете ли вы указать мне несколько истинно нуждающихся семей, которые не протягивают руку за милостыней, но

которые, будучи жертвами незаслуженного несчастия, умирают молча? Несколько визитов подобного рода, по моему мнению, будут гораздо интереснее общества дам полусвета, похожих более или менее одна на другую и которые всегда найдут сочувствующие им души, готовые угощать и развлекать их.

С минуту виконт стоял, разинув рот. Подобные идеи набоба, которого он хотел эксплуатировать, крайне не понравились ему. Но он был слишком хитер и слишком ловок, чтобы открыто выказать свое неудовольствие. Он ограничился тем, что громко расхохотался.

– Вы можете похвалиться, принц, что положительно изумили меня. Я никак не ожидал, что вы ударитесь в филантропию. Впрочем, это такая же фантазия, как и всякая другая. Раз она явилась у вас, ее легко удовлетворить, не отказывая себе ради этого в маленьких радостях жизни. Благодаря Богу, в Париже нет недостатка в нищих! Моя дружба к вам так велика, что я готов познакомить вас с одной особой, живущей в этом мире. Это одна полоумная, бегающая с утра до вечера по подвалам и чердакам с мешком на руке, наполненным подаяниями, которые она вымогает у всякого, кто имел несчастье ее встретить. Госпожа Розали введет вас в настоящую кунсткамеру. Эти лентяи, которые вместо того чтобы работать, желают жить на счет общественной благотворительности, смотрят на нее, как на ангела. Они рассчитывают на великодушие наивных людей, которые, жалея их нищету, не видят их тунеядства.

Виконт умолк, слегка смущенный мрачным и строгим взглядом своего собеседника.

– Вы очень строги к бедным, друг мой! Но скажите откровенно: если вглядеться поближе, не окажемся ли мы тоже лентяями, желающими хорошо жить и ничего не делать? На какой полезный труд употребляем мы наше время? Мы катаемся в каретах, едим великолепные обеды, обильно политые шампанским, развлекаемся с кокотками, проводим вечер в театре и заканчиваем день каким-нибудь изысканным кутежом. Вся разница между нами и бедняками-лентяями, – если только еще они лентяи, – состоит в том, что мы имеем чем платить за все эти развлечения, а они нуждаются в необходимом.