Эликсир вечной любви - [14]

- Ведь это он и есть? Тот, кто называл себя конюхом? Ведь так? Ну не молчи же, прошу тебя!

Катарина замерла, бессильно опустив руки и не мигая глядя на Бертрана.

- Я была возлюбленной графа, - проговорила она отрешенно. - Он держал меня в своих объятьях, говорил мне о любви, о свадьбе... Он предпочел меня всем знатным девушкам города! - Катарина вздрогнула и посмотрела на брата - Робер, пойдем домой! Я согласна выйти замуж за твоего друга.

Они скрылись за углом покосившейся часовни, а граф Гюрр, выйдя из задумчивого оцепенения, поднес руку к лицу и нахмурившись прошептал:

- А может, это была любовь? Мне надо срочно ее увидеть. Я должен опровергнуть эти догадки. Однако если...

Бертран резким движением поправил волосы и стремительно спустился на первый этаж, где, отдав слугам несколько распоряжений, накинул на плечи плащ и вышел из дома.

Миновав несколько кривых и душных переулков, он очень быстро оказался перед домом башмачника, в дверь которого не замедлил постучать. Убедившись в том, что за дверью никого нет, граф раздосадовано ударил рукой по треснувшему деревянному косяку.

- Проклятье! - прошептал он недовольно, и, прислонясь к горячей от солнца стене, решил дождаться Катарину во что бы то ни стало.

Через некоторое время Роббер, держа сестру под руку, вышел из-за угла и, увидев Бертрана Гюрра на пороге своего дома, не смог сдержать удивления и воскликнул:

- Господин граф, вы решили нас посетить?! Так милости просим, проходите в наше скромное жилище, чувствуйте себя свободно...

- Довольно болтовни, - Бертран властно взмахнул рукой, и словесный поток Робера прервался на полуслове. - Мне надо поговорить с Катариной наедине! Немедленно!

Робер, видимо благоразумно решив, что самым лучшим выходом из создавшегося положения будет оставить сестру с графом, отвесил Бертрану Гюрру низкий поклон и удалился по направлению к трактиру.

Катарина же, не поднимая глаз, открыла дверь и, пропустив гостя вперед, прошла в дом и остановилась посреди комнаты.

- Ты... То есть вы... - несмело попыталась произнести она, однако, хлынувшие из ее глаз слезы, помешали ей договорить. Катарина закрыла лицо руками и расплакалась.

Глядя на ее волнение, Бертран неожиданно для самого себя почувствовал легкий укол совести. "Наверное, я напрасно бросил ее вот так, ничего не объяснив и не сказав на прощание", - подумал он, и поддавшись сиюминутному порыву, сжал Катарину в объятьях и спросил:

- Скажи мне, ведь ты ждала, что я вернусь?

- Да, - только и смогла произнести Катарина, дрожа всем телом и по-прежнему боясь поднять на графа глаза.

- Ты любишь меня? Все то, что ты мне говорила, было правдой? - стал расспрашивать ее Бертран.

Катарина, по всей видимости, была близка к потере сознания и с трудом превозмогала душевный трепет:

- Я люблю тебя, люблю. Я всегда любила тебя. И тогда, когда ты был со мной рядом, и потом, когда ушел не простившись, и сейчас, после того, как я узнала, кто ты. И этого никак не изменишь. Я готова ради тебя на все. Скажи мне, что я должна умереть, и я умру не задумываясь. Прикажи жить, и я останусь...

- Катарина! - Бертран перебил ее и, обняв еще сильнее, продолжил. - Поклянись мне в этом ребенком, которого ты носишь под сердцем! Я знаю, что так ты не посмеешь мне солгать.

- Я готова поклясться тебе чем угодно! - сказала она, поднимая на графа заплаканные глаза. - Я клянусь тебе и нашим ребенком, и всей моей жизнью, что это ни что иное, как любовь!

- Любовь? - Бертран задумчиво отпустил руки и отошел к окну, - Значит это чувство все-таки существует? Ты любишь меня, а значит...

"Значит, я не раздумывая женился бы на тебе, не будь ты дочерью башмачника... - подумал он, по привычке взъерошивая волосы. - Однако надо как-то устроить твою судьбу".

- Я не буду против, если ты выйдешь замуж, - сказал он, резко бросая на стол увесистый кожаный мешок, из которого высыпались золотые монеты. - Мне, конечно, приятно слышать все эти признания, но... Сама понимаешь, мое положение несколько обязывает. Поэтому, если тебе когда-нибудь, что-нибудь понадобится, то не стесняйся. Приходи и проси. Но знай, что этот ребенок мне никто.

В ответ Катарина закрыла лицо руками и разрыдалась. А Бертран, слегка усмехнувшись на прощание, покинул дом башмачника и направился в сторону дома графа Омьенского. Там он отдал долг традициям, проведя в обществе своей невесты и ее отца немного времени, после чего с чистой совестью отправился домой.

*16*

Аньер прошептал какие-то тихие слова одиноким чайкам, провел нежными пальцами по лицам играющих детей, застонал в истоме под жаром солнца и выплеснул на жителей немного своей таинственной и сердечной музыки гудящим звоном тяжелых колоколов. Полупрозрачные призраки растаяли в пронизанном золотистым маревом воздухе, а на смену им из темных глубин скрытных душ пришли новые мысли - растерзанные и слабые от невольной борьбы со своими неудержимыми и буйными страстями. Начался тот самый день, финал которого должен был ознаменоваться полнолунием и свершением колдовского действа.

*17*

Амброзиус Брох сидел за столом в небольшой комнате второго этажа, торопливо и скрипуче чиркая пером по неровному обрывку бумаги. "Как удивительна старость, - раздумывал он, множа на желтой поверхности загадочные узоры из переплетенных пентаграмм, - какое, в сущности, огромное преимущество дает она мне перед всеми людьми. Все уже пережито, все перемолото и сожжено в жарких печах, оставшихся в далеком прошлом дней. Мне уже нечего терять, поскольку ничего нельзя унести за собой в могилу. Мне ничего не принадлежит здесь, на этой стонущей и окровавленной земле, поскольку то, что я хотел бы взять с собой, так никогда и не далось мне в руки. Счастье безграничного обладания, власть над чужими чувствами и страстями, проникновение в сердце той, которая подарила бы мне истинное познание любви. Мне это не дано. И я мог бы уйти в загробное царство почти что с миром. Но эта мысль...".