Эликсир ненависти - [16]

С мгновение он не двигался, уперев стопы в наружный край тропы и глядя вниз в пустоту дерзким, но ошеломленным взглядом. Провел ладонью по лицу.

— Ладно, неважно! — внезапно рассмеялся он. — Как сказал Декарт: «Я мыслю, следовательно, существую». И довольно с меня. Кто я на самом деле, не имеет значения. Ничто не имеет значения, к черту, — добавил он с внезапным пылом, — кроме холодного купания!

И вновь двинулся вниз по грозящей гибелью тропе, почти что низвергавшейся в бездну. Путь становился чем дальше, тем трудней. Упавшие сверху огромные камни преграждали путь то тут, то там, кое-где он буквально чудом преодолевал препятствие. Единожды или дважды остановился в нескольких сотнях футов от цели, неуверенный. А не разумнее ли все-таки повернуть обратно. Но принятое решение гнало его все дальше и дальше.

— Я сказал, значит, так и будет, — клялся он себе сквозь стиснутые зубы, лицо его заливал пот, на нем осели пыль и грязь, руки были в синяках и царапинах. — Так и будет, и все тут.

Но вот, наконец, он угодил в истинный тупик. Трещина пролегла поперек тропы в два-три фута шириной, а за ней узкий карниз оканчивался выступом, за которым не виднелось никакого подобия тропы. Растерянный Деннисон стоял неподвижно. Что делать? Сдаться? Лезть обратно весь этот тяжкий путь, так и не достигнув цели? Признать себя битым в первой же затее с тех пор, как он присвоил себе Алкагест?

— Никогда! — вскричал он. — Ни за что!

И, не представляя даже, как попадет обратно в случае неудачи, он прикинул расстояние, прыгнул и с мгновение в отчаянии топтался на крошащемся краю за провалом. Ему стало дурно, казалось, он вот-вот утратит равновесие, упадет. Но, в отчаянии цепляясь за скальную стену, его пальцы нашли опору. Он собрался с духом, крякнул, подтянулся, и вот он в безопасности. «И что дальше?» — спросил он себя, упоенный своей новой силой, давшей ему блаженство борьбы с этими коварными скалами.

Вытирая лоб, он продвигался по узкому пути к выступу, где, казалось, дорога заканчивалась. И вдруг остановился с возгласом искреннего удивления.

— Вот это да! — И он наклонился вперед. — Вот уж, чего не ожидал!

В скальной стене за густыми зарослями диких алоэ, обнаружилось темное узкое отверстие. В его проеме болтались остатки того, что некогда было основательной дверью. На вделанных в камень скобах висела, покосившись, когда-то плотно пригнанная железная рама. Одни ее поперечины полностью съела ржавчина, другие сохранились. Заклепки удерживали на них несколько изглоданных червями щеп от стародавних дубовых досок. То, что осталось от замка, насмешливо покачивалось с краю ничем более не защищенного прохода. Под самой дверью валялись кусочки железа, их тут не раз омывали дожди, унесшие прочь попадавшие куски сгнившего дерева. Далее тропа тянулась менее чем на три фута и упиралась в отложения мусора вдоль выступающего хребта. Деннисон сразу понял, что путь блокирован. Озадаченный, он стоял с мгновение, ломая голову.

— Как же это? — обратился он к бывшей двери. — Какого черта?

Взявшись за одну из скоб, он наклонился, просунул голову внутрь и сощурился. В неясном свете, присутствовавшем близ двери, американец рассмотрел грубые вырубленные в камни ступени спуска, параллельного скальной стене. Виден был первый десяток, далее они попадали во тьме.

— Ну и дела, — вырвалось у него. — Что дальше?

Он опять выпрямился и, держась за скобу, поглядел вниз под обрыв. Дальше не стоило и пытаться лезть, это было яснее ясного. Никакого подобия тропы, нависает крутая стена, без веревки никому из рода людского о спуске нечего и думать. А там, внизу, маня и зовя, по-прежнему катились крутые синие валы, взбивая кремовую пену прибоя у основания скал.

— Иди по этой лестнице, или никак, — решил он. — Черт, да что у меня с глазами? Чего это перед ними все расплывается?

Но внезапно он понял причину нового неудобства, которое до сих пор лишь наполовину осознавал, и которая последние час или два вынуждала его моргать и скашивать взгляд.

— Очки! — воскликнул он и, еще произнося это, сорвал их в нетерпении. — Так-то лучше. Теперь я все вижу. — И, широко улыбаясь, огляделся, держа очки в руке. Затем, поддавшись новому порыву, запустил их как можно дальше. И следил, как они летят вниз, вертясь, мерцая и вспыхивая. — А ну вас! — крикнул он, когда они исчезли в море. — Как вы мне мешали жить! И это! И это! — добавил он, вынимая из кармана сперва синюю бутылочку, затем бурую. Их он тоже в ярости метнул прочь. Его глаза порадовал блеск этих крохотных стекляшек, прочертивших дугу в напоенном солнцем утреннем воздухе. Следом отправилась коробочка пилюль, она раскрылась, и ее покинула на лету россыпь белых шариков. Восхищенный остротой и точностью своего зрения, он испустил возглас:

— Великолепно! Прекрасно! — И подставил лицо лучам солнца. А те, пока еще на одном уровне со вздымающейся грудью моря, уже исполнились южного пыла. Но он не щурился.

— Ну и ну, — признался он. — Впервые с… да Богу ведомо, с каких пор я опять могу смотреть в лицо Доброму Солнышку.

Тут откуда-то снизу послышалось слабое шлеп-шлеп.