Земля благословляла, небо проклинало.
Дрогнули древние основания церкви.
— Te Deum laudamus! — гласило собрание.
— Идите вы ко всем чертям, скоты! Все бог да бог! Carajos demonios,[7] животные, дурачье вы все, вместе с вашим дряхлым богом!
И вырвался поток проклятий, подобно пылающей лаве при извержении Везувия.
— Deus sabaoth!.. sabaoth![8] — воскликнули верующие.
Испанское ругательство.
— Вы оскорбляете величие ада! — ответил Дон Хуан, заскрежетав зубами.
Вскоре ожившая рука высунулась из раки и жестом, полным отчаяния и иронии, пригрозила собравшимся.
— Святой благословляет нас! — сказали старухи, дети и женихи с невестами, люди доверчивые.
Вот как мы ошибаемся, поклоняясь кому-нибудь. Выдающийся человек глумится над теми, кто его восхваляет, а иногда восхваляет тех, над кем глумится в глубине души.
Когда аббат, простершись перед престолом, пел: «Святый Иоанне, моли бога о нас!» — до него явственно донеслось:
— O coglione.[9]
— Что там происходит? — воскликнул заместитель приора, заметив какое-то движение в раке.
— Святой беснуется, — ответил аббат.
Тогда ожившая голова с силой оторвалась от мертвого тела и упала на желтый череп священнослужителя.
— Вспомни о донье Эльвире! — крикнула голова, вонзая зубы в череп аббата.
Тот испустил ужасный крик, прервавший церемонию. Сбежались все священнослужители.
— Дурак, вот и говори, что бог существует! — раздался голос в ту минуту, когда аббат, укушенный в мозг, испускал последнее дыхание.
>Париж, октябрь 1830 г.
