Эльфийский клинок - [24]

Фолко и Торин, да и все собравшиеся с удивлением наблюдали, как при первых же словах разом изменилось лицо Санделло: исчезли злоба и ненависть, не было видно даже тени недовольства. На тонких губах появилось подобие улыбки, он повернулся лицом в ту сторону, откуда шёл голос, и низко, почтительно поклонился.

— Повинуюсь! — истово выдохнул он и огляделся, по всей вероятности, отыскивая трактирщика.

Из-за спин вылез спавший с лица Барлиман, недоверчиво и с неприязнью глядевший на Санделло. Тот протянул ему деньги.

— Просим прощения, почтеннейший хозяин, за причинённые вам неудобства. Клянусь Великой Лестницей, всё вышло как-то само по себе и не так, как мы бы хотели. Прими же это в качестве возмещения!

Барлиман хотел что-то сказать, но потом только махнул рукой и принял мешочек.

— Вот и отлично, — продолжал горбун. — Теперь я хочу помириться с почтенным гномом.

Он направился к Торину, которого по-прежнему удерживали четверо молодых дюжих гномов. Сам Торин только бешено вращал налитыми кровью глазами и изрыгал неразборчивые проклятия на своем языке. Санделло протянул ему руку.

— Я предлагаю расстаться с миром, почтенный гном, не знаю твоего имени. Я понимаю тебя, ты защищал друга, но и я делал то же самое! Полагаю, мы квиты?

— Никогда мы с тобою не будем квиты! — хрипло ответил Торин. — Настанет день, мы ещё встретимся, и я отплачу тебе за сегодняшнее. Посмотрим, что ещё ты умеешь, кроме избиения слабых! Убирайся, не о чем мне с тобой разговаривать!

Санделло с показным разочарованием развёл руками и повернулся к двери, в которую уже выходили его товарищи.

Вскоре со двора раздался стук копыт — от трактира отъезжало с десяток всадников. Гномы со вздохом отпустили Торина, и он сразу же бросился к по-прежнему распростёртому на полу хоббиту.

— Фолко! Как же это тебя угораздило? Где болит, скажи? — беспорядочно забормотал гном, торопливо ощупывая плечи и спину хоббита; почти каждое его движение сопровождалось жалобными стонами хоббита. — Хозяин, горячей воды нам в комнату, — бросил гном Барлиману, бережно подхватывая Фолко на руки и направляясь к выходу.

За их спинами вновь раздался гул возбуждённых голосов, оживлённо обсуждавших происшедшее. Гном осторожно нёс хоббита к их комнате. В сильных и жёстких руках Торина было необыкновенно удобно, боль слегка отступила — и Фолко только и смог заскрипеть зубами от жгучего, нестерпимого стыда. Он чувствовал, как запылали его щёки и уши. Какой позор! Так получить на виду у всех, будучи с мечом против какой-то палки! Хорош он был, доблестно рассекающий пустоту воитель, когда его противник заходил ему за спину и делал что хотел! В настоящей схватке Фолко был бы убит через несколько секунд. А он-то развоображался! Опытный, бывалый мечник! Тебе только дядюшке грозить… При думах о дядюшке мысли Фолко приняли иное направление. И зачем только он увязался за этим гномом, так некстати подвернувшимся на дороге? Понёсся — куда, зачем? За два дня пути он уже получил колотушек больше, чем за всю предшествующую жизнь, и никакие дядюшки не сравнились бы по силе с этим проклятым горбуном… Фолко застонал — боль снова подступала, но тут гном пинком распахнул дверь в их комнату и осторожно уложил хоббита на постель. Торин принялся снимать одежду с поминутно охающего и ахающего Фолко; осмотрев его спину, гном присвистнул.

— Вот это да… Крепко он тебя отделал. Скажи всё же, как дело было?

Превозмогая боль и нестерпимый стыд, Фолко пересказал гному суть происшедшего. Торин помрачнел:

— Жаль, не убил ты этого гада… И жаль, мне не дали как следует разобраться с этим, как его, Санделло? Ну ничего, я его на всю жизнь запомнил.

Раздался осторожный стук в дверь. Торин толкнул створку, и в комнату вступил Барлиман, держа в руках деревянный ушат, полный горячей воды.

— Спасибо, хозяин, — кивнул ему гном.

— Может, ещё чего-нибудь нужно? — как-то робко осведомился трактирщик.

— Нет, благодарю, у нас всё есть, — отказался Торин.

На спину страдающего хоббита осторожно легла горячая тряпка, пропитанная каким-то гномьим снадобьем. Фолко с трудом подавил крик — рубцы вспыхнули, точно посыпанные солью, но боль быстро утихла, по телу стало расползаться приятное тепло…

— Да, лежать тебе сегодня весь день, — подытожил Торин, озабоченно качая головой.

Фолко блаженствовал, дав отдых всему своему избитому телу. Нет, ни за какие коврижки не пойдёт он дальше! Завтра он скажет гному последнее «прости» и отправится назад, в родную Хоббитанию. Дядюшка, конечно, посердится, но в конце концов простит, и всё снова будет хорошо… Хоббит совсем размяк, но тут в дверь кто-то сильно постучал.

Глава пятая. РОГВОЛД

— Кого там опять несёт? — сквозь зубы проворчал Торин, но дверь всё-таки открыл.

— Прошу прощения, если помешал… — раздался негромкий голос с хорошо слышимыми металлическими нотками.

В комнату осторожно вошёл высокий седой человек, уже очень немолодой, но сухой, подтянутый; на загорелом лице под густыми седыми бровями выделялись ярко-голубые глаза такой редкостной чистоты, что гном невольно залюбовался — как любовался бы драгоценными самоцветами. Гладкая кожа обтягивала чуть выступающие скулы, от крыльев носа к уголкам рта пролегли глубокие складки, мелкая сеть морщинок залегла в уголках глаз; низ лица скрывала аккуратная белоснежная бородка, ровной лентой тянувшаяся от одного уха до другого. На нём была простая коричневая куртка и высокие кожаные сапоги; на поясе, с каждого боку, висело два коротких ножа. Длинные свои волосы он перехватил кожаным же шнурком, чтобы не закрывали глаз.