Элевсинские мистерии - [14]

Отстроив новый Телестерион, Марк Аврелий принял там в 176 году посвящение в Великие таинства и удостоился жреческого сана литобол ("бросатель камней"). Кроме того, император сделался главой одного из двух семейств элевсинских жрецов — кериков, или вестников-глашатаев, что, возможно, сопровождалось дополнительными, чрезвычайно сокровенными посвящениями. Далее, он — второй и единственный после Адриана властитель, — как и иерофант-глава второго жреческого семейства, получил право доступа во внутреннее помещение, Анакторон61. Таким образом он сосредоточил в своих руках власть обоих верховных жрецов, что противоречило законам здешнего культа. И сколь ни ценим мы этого императора, неоспоримо, что в Элевсине он преступил священный кодекс. Подлинное несчастье явилось в лице его сына, императора Коммода (176–192), человека взбалмошного, сумбурного, который присвоил все отцовы почести и тем самым сделал упадок святыни достоянием гласности.

Уже говоря об Адриане, отличавшемся большой умеренностью, христианин и чуждый всякого фанатизма Ориген (185–254) вопрошал: "Что же за бог был этот дружок божественного императора, по имени Антиной, в честь которого назван город в Египте, а вдобавок под его именем и защитой проводятся мистерии, дающие прорицания?" Когда Антиной утонул в Ниле, Адриан установил его бюст в преддверии элевсинского Телестериона. Ориген продолжает: "Шайка обманщиков, желая выслужиться перед царем или князем, как будто бы подняла этого [Антиноя. — Д.Л.] до бога"62. А Коммод, когда выступал в таинствах в той же роли, что и его отец, якобы не просто грозил некоему человеку мечом, как положено по обряду Третьей оргии, но убил его по-настоящему и нарочно63.

"Солдатские" императоры, сменившие Коммода, в Элевсине уже не появлялись. Вместе со своими армиями они отдавали предпочтение претендующим на исключительность персидско-парфянским мистериям Митры. Впоследствии благоволил Элевсинским таинствам лишь образованный Галлиен (253–268). Духовная субстанция священного места к тому времени уже разрушена. Даже общая реставрация при Диоклетиане (284–305) уже не привлекла туда большого наплыва паломников.

О распущенности жречества рассказывает позднеязыческий автор Евнапий около 400 года от Р.Х. в своем труде "Жизнеописания философов и софистов" (7,3). Мистерии Митры, пишет он, имели высшую степень, которая именовалась "отец", и запрещали ее носителю посвящение в другие таинства; это правило нарушил последний элевсинский иерофант, сделавший себя главою обоих культов. Для низших степеней посвящения культ Митры тоже отгораживался от иных культов, равно как иудаизм и христианство.

Последним властителем, определенно принявшим посвящение в таинства Митры как один из "отцов" и, вероятно, в Элевсинские мистерии тоже, был Юлиан Отступник (355–363). Письма императора и вышеупомянутый Евнапий из Сардов (345–414) рассказывают, что по-христиански воспитанный в доме Константина Великого Юлиан девятнадцати- или двадцатилетним юношей (351 г.) был посвящен в Эфесе своим учителем, философом Максимом, в приватные таинства Гекаты. Такие проводившиеся в узком кругу празднества называли теургия-ми. Юлиан жил в Эфесе среди философов-неоплатоников, для которых Ямвлихов «Комментарий к "Халдейским оракулам"» играл роль Евангелия. Все совершавшиеся в ту пору таинства — в честь Кибелы, Вакха, Исиды или Митры — эти неоплатоники воспроизводили в малом масштабе. Лишь Элевсин был для них светочем слишком далеким. Хотя Юлиан впоследствии и называл Ямвлиха своим иерофантом, его преемника, философа Сократа — своим дадухом, а философа Максима — своим мистагогом64, это была уже чисто платоническая фигура речи, не имевшая никакой связи с культом.

Если Юлиан не принял посвящение в таинства Митры в Эфесе, то уж наверняка был посвящен в Паризиях, куда его направили в 355 году наместником в звании цезаря. Начиная с 360 года в письмах он называет Гелиоса-Митру своим заступником. В сан общеимперского "отца" его возвели в 361 году, когда он уже был константинопольским самодержцем. У себя во дворце Юлиан ежедневно отправлял культ Митры как литургию — то в качестве священнослужителя, то в качестве слушателя65.

С мая по октябрь 355 года он, однако же, учился в Афинах и нашел там наставников, связанных с Элевси-ном. Один из них, Гимерий из Прусы, был женат на дочери тогдашнего дадуха. Любознательный Юлиан, разумеется, свел знакомство со всеми элевсинскими сановниками; по косвенным данным — с иерофантом в том числе. Ведь когда пятью годами позже Юлиан выступал против своего правящего кузена Констанция II, он пригласил элевсинского иерофанта в Паризии, чтобы посоветоваться с ним как с оракулом, а затем взял его с собой в поход до самого Нэсса (Ниша в современной Сербии). Там их застала весть, что Констанций скончался и двор признаёт Юлиана августом, или самодержцем. После этого новый император отослал иерофанта с многолюдной почетной свитой назад в Элевсин66. И если Юлиан был посвящен в таинства Митры лишь в Паризиях, то напрашивается предположение, что в октябре 355 года он стал элевсинским мистом.