Елена - [10]

День обещал быть погожим; туман рано рассеялся, оставив на траве росу, а в воздухе — пронзительную свежесть.

— Денек словно по заказу, мисс... то есть мадам, — сказал главный охотник.

Елена ехала на Пилате, сидя по-мужски, так что седло приятно холодило тело там, где оно было натружено за ночь. В одной руке она держала хлыст, в другой поводья и всей грудью впитывала родные ароматы охоты. Запахи конского пота и седельной кожи, свежей листвы и сухих листьев, вздымаемых копытами; звуки охотничьих рогов вдали; живое существо под ней, между ее коленей, такое знакомое и послушное, — все, что она ощущала в это терпкое британское утро, соперничало с воспоминаниями ночи, и в последние часы свободы она вновь чувствовала себя девушкой.

Добыча досталась богатая: два крупных кабана, седых от старости, которые долго увертывались от гончих, а потом, круто повернув, кинулись на охотников и свалились, пронзенные дротиками; бурая лань, которую собаки долго гнали, не раз сбиваясь со следа, и наконец выгнали на вспаханное поле, где она и встретила свою смерть; и наконец, уже к концу дня, благородный олень, редкость в этих местах, — великолепный самец с рогами о четырех отростках, который, описав широкую дугу, прорвался к морю и пал жертвой собак на галечном пляже у самой воды.

Одна только Елена оказалась рядом с охотниками у поверженной добычи: сопровождавшие ее римляне давно остались позади, и о них никто не вспоминал. Маленькая кавалькада пустилась в обратный путь, навстречу заходящему солнцу. Две гончих хромали, но Пилат бодро трусил домой, в свое стойло. Сумерки вокруг понемногу сгущались, и от того возбуждения, которое Елена испытывала утром, не осталось и следа. Стояла уже ночь, когда они въехали в город.

В тот вечер Елена спросила отца:

— Я полагаю, мое обучение теперь закончено?

— Да, — ответил Коль, — закончено.

— А что будет с Марсием?

Король задумался, и его лицо на мгновение подобрело.

— С Марсием? — переспросил он. — Ах да, с Марсием. Он всегда был мне по душе. Большая умница. Жаль, что ему пришлось заниматься обучением девчонки.

— Ты говорил, папа, что отпустишь его на волю, когда мое обучение закончится.

— Разве? Я это действительно говорил? Вряд ли; во всяком случае, не так определенно. И потом — откуда я знал, что твое обучение закончится так скоро? Из Марсия еще много можно выжать.

— По-моему, он хотел бы поехать в Александрию, папа.

— Конечно, хотел бы. И подумай, как плохо бы ему там было. Я все слышал про Александрию — ужасное место, одни софисты и эстеты. Я люблю Марсия. И у нас есть по отношению к нему кое-какие обязательства. Я бы оставил его у себя, но он не совсем по моей части.

— Ты отдашь его мне, папа?

— Дитя мое, ему совсем не место в каком-нибудь гарнизоне. Я смогу немало за него выручить в Галлии, вот увидишь.

3 И НЕДРУГ БУДЕТ МНЕ ПОВОДЫРЕМ

Констанций Хлор плохо переносил морские путешествия; он лежал внизу, в каюте, завернувшись в свой походный плащ. А Елена всю ночь шагала по качающейся палубе, глядя, как мачты с парусами описывают крутую дугу в небе и как звезды то скрываются за ними, то показываются вновь. Наконец небосвод посветлел, над горизонтом появилась огненная полоска, превратившаяся в сияющий полукруг, и вот уже из воды поднялся весь солнечный диск — наступил день. Елена смотрела, как матросы возятся с парусами, болтала с ними, помогала тянуть снасти, а когда моряки уселись на корточках вокруг жаровни на баке, вместе с ними ела жареную рыбу. «Может быть, вот так, — думала она, ополаскивая руки в ведре с морской водой, чтобы смыть с пальцев чешую, а потом вытирая их об юбку, — вез Парис в Илион похищенную им царицу?»

Земля показалась в полдень. Вскоре Елена уже могла различить сверкающую вдали цитадель чужого порта и пелену дыма от очагов, стелющуюся над набережной. Они миновали маяк, и на палубе вдруг наступила тишина, только чуть поскрипывали канаты — корабль скользил по спокойной воде гавани. Чей-то властный голос с мола указал им место для швартовки; матросы спустили паруса, бросили якорь, и к кораблю тут же устремилась шумная стая лодок с провизией. Вокруг под ярким солнцем тихо покачивалось на якорях множество кораблей; целый лес мачт поднимался над ними, и частью этого леса стали теперь мачты и их корабля.

Констанций Хлор вышел на палубу и с видом знатока прищурился на солнце.

— Наконец-то Булонь. Быстро дошли. Эти корабли, должно быть, из флотилии Караузия — они здесь, в проливе, самые быстроходные. Ни одному пирату их не догнать. Надо будет мне сегодня вечером заглянуть к Караузию, если он в городе.

— Мне только что рассказывали про него. Бен говорит, что он мог бы в любое время захватить всю Британию, если бы захотел.

— Скажи на милость, кто же такой этот всезнающий Бен?

— Моряк. Он говорит — кто владеет проливом, тот владеет Британией. У него трое сыновей, и все тоже моряки.

— Елена, я не хочу, чтобы ты заводила случайных знакомых и болтала с ними.

— А почему нет? Я всегда так делаю.

— Ну, прежде всего, я не хочу, чтобы было известно, где я побывал и откуда ты родом.

— Все знают, откуда я родом.

— Нет, Елена, здесь — нет, и еще меньше — по ту сторону Рейна. Я еще раньше хотел тебе это сказать. Как только мы переправимся через Рейн и окажемся в Швабии, не должно быть никаких разговоров ни о Галлии, ни о Британии. Никто не должен знать об этой моей поездке. Понимаешь?