Елена, любовь моя, Елена! - [14]

Среди греков было распространено странное поверье – так называемое «проклятье Протесилая». Считалось, что человек, первым сошедший с судна на берег, первым же и погибнет. Нетрудно себе представить, что творилось при высадке: воины упирались, не желали спускаться первыми; матросы, несмотря на неистовые вопли Филоктерия, делали вид, будто у них еще полно дел на борту; герои, прославленные храбрецы, подталкивали друг друга в надежде, что найдется хоть один человек, не знающий об этом проклятии. В нашем случае подходящим простаком, на которого делали ставку все, был Леонтий: ничего не подозревавший юноша и впрямь уже собирался ступить на землю, но Гемонид преградил ему дорогу:

– Остановись, Леонтий, если не хочешь, чтобы проклятье Протесилая пало на твою голову.

– О каком проклятье ты говоришь, учитель?

– Девять лет назад – тогда Протесилай был еще жив, а теперь его кости давно уже сгнили – фессалийский царевич по имени Иолай прибыл в Трою. Он привел из далекого Иолка сорок груженных оружием черных кораблей со сдвоенными рядами гребцов. Вместе с ним прибыли его брат Подарк, разгромивший потом амазонок, а также непобедимый быстроногий Ахилл.

– Уж не моего ли Ахилла ты имеешь в виду? – спросил Леонтий, который при упоминании о любимом герое всякий раз приходил в ужасное волнение.

– Да, именно его, Ахилла Пелида. Как раз тогда Ахилла и вывел на чистую воду хитроумный Одиссей: ведь герой, переодевшись в женское платье, скрывался среди дочерей Ликомеда. Пришлось ему все-таки отправиться на корабле в Трою.[25]

– Ну, а потом?

– Троянцы, – продолжал Гемонид, – поднятые по тревоге фригийцами, стоявшими на холмах Тенедоса,[26] выстроили свои порядки вдоль берега, и как только корабль с Протесилаем попытался пристать, закидали его острыми камнями и речной галькой.

В древности воины в битвах часто пользовались камнями. И неудивительно: в те времена железо считалось редким металлом,[27] пожалуй, еще более редким, чем золото. Достаточно сказать, что когда проводились погребальные игры в честь Патрокла, среди самых ценных призов был брус железа. Тогда же Ахилл и сказал состязавшимся:

«Встаньте, которым угодно и сей еще подвиг изведать!

Сколько бы кто не имел и далеких полей и широких,—

На пять круглых годов и тому на потребы достанет глыбы такой».[28]

Короче говоря, лишь богатые могли иметь оружие, заслуживавшие этого названия, остальные устраивались кто как мог: в дело шли камни, дубины, деревянные вилы и т. п. Битвы в XII веке до н. э. начинались обычно с забрасывания противника камнями; только потом враждующие стороны сближались и пускали в ход кулаки и дубинки. Шлемы, копья, мечи, разукрашенные щиты, о которых так много говорится в «Илиаде» и «Одиссее», были исключительной привилегией героев; кстати, после каждого поединка победитель первым делом спускался с колесницы и захватывал оружие побежденного, даже если бедняга не успел еще испустить дух.

Тот, кто был настолько богат, что мог позволить себе иметь металлическое копье, действительно металлическое – от наконечника до рукояти, старался ни в коем случае не метать его во врага.

– После нескольких неудачных попыток, – продолжал Гемонид, – фессалийцам удалось наконец под градом камней подплыть к берегам Илиона, и Ахилл, жаждавший вражеской крови, уже готов был спрыгнуть на землю, но тут Фетида, сделавшись незримой, схватила сына за руку. Она-то знала от оракула, что первый ахеец, ступивший на эту землю, первым же и погибнет, и хотела во что бы то ни стало спасти Ахилла. Говорят еще, что одной рукой смиряя боевой порыв сына, другой она подталкивала Протесилая навстречу неотвратимому року. Не успел несчастный ступить на землю, как его пронзило копье Гектора.

Бедный Протесилай! Подумать только: ведь он уехал воевать на следующий день после женитьбы на Лаодамии, прекрасной дочери царя Акаста! Сколько лет он, сгорая от страсти, мечтал о ней, но отец девушки противился его желаниям. И вот, когда мечта Протесилая наконец сбылась, ему пришлось отправиться в Трою. И это после одной-единственной брачной ночи!

Сочувствуя такой беде, Гомер посвятил Протесилаю следующие горькие строки:

«В Филаке он и супругу, с душою растерзанной, бросил,

Бросил и дом полуоконченный: пал, пораженный дарданцем,

Первый от всех аргивян с корабля соскочивший на берег».[29]

Черта с два спрыгнул бы он – это уже говорю вам я, – не подтолкни его хорошенько Фетида. Как бы не так!

Узнав о смерти Протесилая, Лаодамия долго предавалась отчаянию, как и любая другая жена, окажись она в такой беде. К тому же разве не обидно ей было это издевательство с первой и единственной брачной ночью? Как несправедливо обошлась с ней судьба! Сначала несогласие отца на ее замужество, потом наспех сыгранная свадьба, отплытие Протесилая в Трою, и вот в довершение всего – трагическая гибель молодожена в ту самую минуту, когда он ступил на чужую землю. По долгом размышлении бедняжка пришла к выводу, что слишком уж жестоко поступили с ней злой Фатум и богиня Персефона, и потому именно у этой богини она решила испросить хотя бы еще одну ночь любви.

– О богиня Последнего Прибежища душ человеческих! – обратилась к ней Лаодамия. – Ты, ведающая, сколько горя приносит всем утрата любимых, ты, до сих пор сама вынужденная делить свое время между любящим мужем и оплакивающей тебя матерью, подари мне и моему злополучному супругу хоть короткое любовное свидание. Единственную ночь провел он со мной, и еще только об одной ночи прошу я тебя.