Елена и Ромка - [3]

Правда, в Ромкины слова насчет специфического способа кормления ангелочков она не поверила. Ей просто очень захотелось его приласкать. Ведь он был еще такой маленький, и, в то же время, такой умненький и разумненький. К тому же она испытывала легкие угрызения совести из-за того, что отшлепала его.

И вдруг Елена поняла, что она и в самом деле кормит этого свалившегося ей буквально с неба младенца, хотя ей было совершенно непонятно, как это у нее получается.

И затем она почувствовала, что это доставляет летающему сорванцу истинное удовольствие, а ей — настоящее блаженство. Совсем, совсем особенное блаженство:

Елена подошла к своей тахте, и сначала присела, а потом и прилегла на нее. Но уже не на левый, а на правый бок, поскольку Ромка выказал явное стремление переключиться на другую ее грудь...

3

Елена открыла глаза. Утро было уже в самом разгаре, и она едва не соскочила с постели, но, окончательно проснувшись и воспомнив, что теперь — лето, а не учебный год, и что на ее временную работу ей предстоит выйти только на следующей неделе, успокоилась.

Но тут же она резко поднялась, и бросила взгляд на тумбочку, куда в начале ночи положила маленький лук и колчан со стрелами.

Теперь их там не было. И никого не было рядом с ней.

"Неужели это все мне приснилось?.." — подумала Елена. И задумчиво прикоснулась рукой к своим соскам.

Они вдруг отозвались на это движение, и не совсем так, как обычно. Елена посмотрела вниз. Соски явно увеличились в размере.

Нет, то, что было с ней ночью - ей вовсе не приснилось!

Тут она услышала голос матери:

— Лена! Ты попьешь с нами чаю? Или будешь еще спать?

— Попью! — воскликнула Елена.

И, в чем была, то есть ни в чем, побежала умываться.

Из ванной ей навстречу вышел, в том же виде, Сережка.

Елена, изловчившись, весело шлепнула его. Но Сережка в свои семь лет уже многому научился. И, развернувшись, он своей маленькой крепкой ладошкой вернул шлепок сестре!

— Но я же не так сильно! - возмущенно крикнула Елена уже вслед брату.

Он знал — главное, вовремя убежать!..

— Дети! Не деритесь! А то достанется обоим! — крикнула с кухни мать.

Когда через несколько минут Елена, уже в легком халате, явилась на кухню, все были в сборе. Мать, в одном из своих деловых костюмов, осторожно разливала по чашкам чай, отец, в белой рубашке с короткими рукавами, просматривал ежедневник, а по-прежнему неодетый Сережка уже вовсю лопал булочку.

Члены их семьи никогда не относили себя к так называемым "нудистам-натуристам". Но, в тоже время, обнаженность здесь никогда не была чем-то запретным, тем более — для детей. Разве можно запрещать то, что естественно? И в детстве Елену никто не заставлял одевать одежду лишь ради самой одежды — точно так же, как сейчас Сережку.

— Ничего, сейчас мама и папа уедут, и я тебя отлуплю по-настоящему! — пообещала ему Елена.

— А у нас один-один! — с полным ртом заявил Сережка. — Ты первая начала!

Отец посмотрел на них обоих укоризненно и сказал:

— Все, хватит! Инцидент исчерпан.

Задержав свой взгляд на Елене, он добавил:

— Не устаю тобой любоваться! Интересно только, для кого мы с мамой растим эту красоту?

Мать вздохнула. А Сережка открыл рот для нового остроумного замечания. Но мать так на него посмотрела, что он предпочел промолчать...

4

Родители уехали на работу. Сережка остался на кухне — сегодня была его очередь мыть посуду. А Елена вернулась к себе в комнату, и задумчиво подошла к окну, которое с ночи так и осталось незакрытым.

Перед ней, под почти безоблачным синим небом, расстилался большой зеленый город. Залитые солнцем, виднелись дома, улицы, площади, скверы, люди, люди, люди, а чуть вдалеке вырисовывались контуры мостов, переброшенных через реку.

Елена улыбнулась. Она любила свой город!

Вдруг она увидела, как из дальнего подъезда их огромного дома, со спортивной сумкой через плечо, выходит Саша Федоров — ее бывший одноклассник, а теперь студент юрфака.

Саша был, прямо скажем, совсем особенным человеком. Он за все время учебы в школе никаких других оценок, кроме пятерок, не получал. Школу он окончил в пятнадцать лет, а теперь учился уже на предпоследнем курсе того же университета, что и Елена. Но при этом Саша отнюдь не был книжным червем или зубрилой, хотя за свою жизнь успел так много, как будто в его сутках было не двадцать четыре, а все сорок восемь часов.

Он занимался восточными единоборствами, сочинял компьютерные игры, неплохо играл на гитаре, писал стихи, и по просьбам девушек рисовал им в альбомы и тетрадки их портреты. Или же свои автопортреты. Это уж как попросят. Кроме того, он уже сейчас не просто подрабатывал, а очень даже неплохо зарабатывал в какой-то из фирм.

С девушками он поддерживал хорошие отношения, но не более того. Хотя многие, многие были влюблены в него до такой степени, что хоть сейчас были готовы идти с ним и на край света, и гораздо дальше.

Это можно было бы сказать и о Елене. Но она не позволяла себе ни любить Сашу, ни надеяться на подобное чувство с его стороны. Ей казалось, что ее чувство в его сердце никогда не найдет ответа. И когда он ушел из их класса, она, как другие девчонки, не подкарауливала его — "случайно" — по дороге, не навязывалась ему с какими-то глупыми просьбами или предложениями в попутчицы, и никогда, никогда не просила его что-нибудь нарисовать ей в альбом.