Елена - [3]

И начались наши встречи и приключения. Я не буду много описывать дела постельные, тем более, в стиле «эротических рассказов» — «котик играл с кисонькой» и т. д. Во-первых, котик играл не только с кисонькой — да и не только котик. А во-вторых, не это важно и не это запомнилось. Важно, например, то, что у нас все время было по-разному — это так чувствовала и Ленка, и я: только раз или два одно соитие походило на другое. Мы как бы все время узнавали что-то новое — и даже не о друг друге, а о чем-то еще. А самым странным было то, что у меня продолжалась потеря чувствительности, хотя теперь обходилось и без вина. То есть я чувствовал, что — тепло, влажно, больно, и я чувствовал её как женщину — когда переменить позу, когда — рисунок и т. п., но наслаждением это совершенно не сопровождалось. Я даже кончал, почти ничего не испытывая, — а ведь я желал её, и она мне нравилась, да и Ленка все-таки была нежной и все умела. В конце концов, я с другими женщинами — и раньше, и позже — хоть что-то чувствовал, а были среди них совсем глупые и эгоистичные. Но что секс — когда я через несколько лет влюбился, то покусывая ушко, млел и испытывал головокружение — почти как в тот раз с Ленкиной ножкой. А тут все-таки не ушко! В чем дело — для меня до сих пор остается загадкой. Возможно, это моя айама ревновала…

— Кто?

— Айама. Айами, айама — это вещая жена шамана. Обычно такая маленькая девочка с косичками. На самом деле, конечно, это образ, который принимают женские энергии в мужчине. Юнг это похоже называл — анима. В общем, шакти. Так вот, я тогда этого не знал и не умел увидеть, а может быть, это айама мне все выключала.

— А что — с другой уже нельзя?

— Нет, почему, совсем не обязательно. Обычно шаман женат, просто он оставляет ночь для небесной жены. Впрочем, я сам мало что знаю — спроси сведущих. А другое что — я это и Ленке говорил — может быть, Елена всю сладость забирала себе, хотя и ненарочно. Она, кстати, мою нечувствительность очень переживала — не в пример тому, что у большинства женщин было бы. Так или иначе, у меня было чувство какой-то намеренной блокировки. Понимаешь, ведь некоторые вещи чисто физиологически очень чувствительны — и вот, только начнет строиться ощущение, как сразу отсечка — уходит, и все тут. А может быть, это мой ангел-хранитель пакостил.

— Зачем?

— Ну, чтоб не слишком прилип. Я и так увяз. Любовью это не было, я до того прошел любовь — и кстати, только тогда и понял все эти дела между мужчиной и женщиной, хотя с ней-то, с первой любовью, как раз ничего не было. Так что было с чем сравнивать, — и это скорее походило на наваждение. Видишь ли, Елена — женщина порченая, и что-то она во всем этом не понимала. Главное — она это вот не понимала — быть вместе. Женщина ведь обычно старается свое владение мужчиной обозначить, даже если сама для себя хочет свободы. А тут не так. Стоило оказаться где-нибудь на людях, как она держала себя так, будто гуляет сама по себе — что с ней можно знакомиться поближе, снимать её — зеленый свет, а этот вот — просто так, знакомый. И не то что именно я был такой временный и случайный, нет, со всеми так. Например, до того она приходила на уроки с мужем — и то же самое.

— А может, ты слишком ревнивый?

— Я её вообще не ревновал. Другое — это просто жутко неудобно. Ну, смотри. Скажем, пришли в бар. Она, как выясняется, без трусов. И вот времени от времени заходит к бармену в закуток и вздергивает подол показывает картинку. А он ей за это наливает. Тоже способ, конечно, — но мне что с этим делать? Потом начинаются танцы. Она танцует, как я это уже описывал, а мой танец состоит в том, что я таскаюсь за ней тенью и снимаю с её бедер мужские руки. Как за все время обошлось без рукоприкладства — фиг знает. И считается, что это мы вместе проводим вечер и нам обоим весело. Ладно, фиг с тобой — хочется тебе того волосатого, — ну, иди к нему, — а я-то тогда зачем? И все это из разу в раз, причем, никогда не знаешь, откуда тебя треснут. То возникает какой-нибудь лечащий хирург, то таксист, то Саша, то Миша, то Вова Юрасов… «Почему ты вчера не пришла?» «А я зашла к Вове Юрасову, он в разводе с женой. Так его жалко, всю ночь плакался.» И выясняется помаленьку, что не так плакался, как поил коньяком. И спали вместе, но ничего не было. То есть он хотел, но она не позволила. Даже плавки снял, а она — нет. Так и спали. Слушаешь это — и не знаешь, что и подумать. С одной стороны, «спали и ничего не было» — вещь при её нимфомании невероятная. С другой стороны, Ленка и не такое могла выкинуть. И честно скажу — какая там ревность, я представлял, как бедный Вова Юрасов шоркался всю ночь — садизм какой-то. Хотя, конечно, может, и зря жалел. Но мне-то что со всем этим делать — вот ведь вопрос.

Видишь ли, цель каждой женщины — заставить мужчину на себя тратиться. У Ленки здесь были свои сложности — её слишком интересовал секс, чтобы извлекать из этого денежную выгоду. Замужество ей тоже не помогло. И она отыгрывалась на другом — на мужском внимании, на эмоциях, на энергии — на неё этим вот тратились, и тратились капитально. Так что выходки, скандальные истории, выяснение отношений — все это было совершенно неминуемо, это была её стихия, её вода, её — даже не спорт — религия. Раньше, в древности, были такие культы — где-нибудь при храме Венеры или Астарты богослужение жриц в том и состояло, чтобы гулять по городу и отдаваться мужчинам по своему выбору. Но это раньше, а сейчас получалось не так: Ленка пыталась держать себя в стиле дрянной девчонки, милашки, порхающей по постелям, но была для этого слишком энергетична, слишком женственна, слишком магична. Самые тупые мужчины понимали, что столкнулись с чем-то особенным, из ряда вон — и не могли ко всему отнестись столь легко.