Элементали - [21]

Шрифт
Интервал

. И не могу узнать. Никак».

– Она мне почти ничего не оставила, – пожаловался Борис. Губы у него дрожали от обиды. – А ведь там были и мои деньги! Я их заработал!

– Ты их украл, – хмуро сказал Гуанг. – Но она о тебе позаботилась. Оставила на жизнь. Скажи, вы были любовниками? – догадался он.

– Конечно!

– И она собиралась вернуться?

– Неуверен, но… Да, собиралась! – с вызовом сказал Борис. – Если вы задержитесь еще на несколько дней, то сами сможете с ней поговорить.

– Задержаться на несколько дней? – Гуанг посмотрел на него в глубокой задумчивости. Хм-м… Просто сидеть и ждать. Ему, Ангелу Воздуха! Да этот человечишка просто глупец. Так и не понял, с кем имеет дело. – Покажи мне ее фотографию, – велел он. – У тебя ведь есть фото твоей женщины? – он протянул Борису планшет.

– Конечно, – кивнул тот, и его пальцы торопливо забегали по клавиатуре. – Вот…

«Красивая», – подумал Гуанг, разглядывая фото этой… Ну пусть будет Аллы. Какое значение имеют их земные имена? Хотя, бесспорно, какое-то имеют. «Глаза необычные. В глубине зрачков таится огонь. Но почему-то блондинка. Раньше была рыжей. С огненной гривой, похожей на факел. Что ж, времена меняются, а у Создателя хорошее чувство юмора», – он невольно посмотрел в зеркало.

Там отразился низенький тощий китаец в умопомрачительно дорогом костюме, висящем на нем мешком. Сухая кожа, похожая на пергамент, узкие плечи, невыразительное плоское лицо, глаза непонятного цвета, похожие на щелочки. Какие-то пустые, почти без ресниц. Неудивительно, что Джия не воспринимала его, как мужчину. Равно как и другие женщины. Когда Гуанг Чао разбогател, их находится немало, тех, кто совсем не прочь был скрасить его одинокое существование. Но все они продажные твари. Их интересуют только его деньги. И Джия… Она такая же.

Гуанг еще раз взглянул на фото. А кому-то с внешностью повезло. Небось, мужчины по ней с ума сходят. И она вовсе не чужда земных страстей. Он с откровенной неприязнью посмотрел на Бориса. Раз они были любовниками, то она им, возможно, все еще дорожит.

Он поднял руку, широко раскрыв ладонь и растопырив пальцы. На этот раз он не стал тянуть. Высосал воздух одним жадным глотком из легких этого ничтожества. Борис обмяк, откинулся на спинку дивана и замер. Лицо у него посинело. Скажут, что он умер от удушья. Но никаких следов насилия.

Гуанг давно уже понял, как это удобно. Подумать только! Раньше ему надо было строить козни, рожать какие-то хитроумные комбинации, плести интриги. Одним словом, тратить свое драгоценное время. А теперь ему даже не нужна охрана.

«Пусть ей будет больно», – подумал он, глядя на мертвого Бориса. «Может быть так же, как и мне. Хотя, моя боль несоизмерима ни с чем. Я ни разу, ни в одной из своих жизней не был счастлив. Почему-то мой удел одни только страдания. А кто-то меж тем наслаждается».

Он теперь уже с ненавистью посмотрел на фотографию красавицы Аллы и закрыл планшет. Положил его рядом с телом Бориса и пошел к двери.

«Мне надо лететь в Тунис», – думал Гуанг, садясь в арендованную этим утром машину. «Уже понятно: будет непросто. Она знает гораздо больше, чем мне бы этого хотелось».

Он ехал по ночной Москве, и вослед его машине вихрился воздух. Она словно бы скользила на воздушной подушке, не касаясь колесами земли. Железная колесница, запряженная всеми ветрами. Это было необычное, завораживающее зрелище. Гуанг иногда подобным образом развлекался. Ему было скучно в своем бриллиантовом одиночестве. Количество денег никоим образом не влияло на состояние его души. И не делало его счастливым, сколько бы их ни было, этих миллиардов.

«Джия», – подумал он с тоской. «Я легко могу забрать то, что когда-то дал тебе. Воздух из твоих легких, а вместе с ним жизнь. Но это не сделает меня счастливей. Мертвая ты будешь для меня тем более недосягаема. Здесь, на земле, мы еще можем встретиться. Я могу увидеть твое лицо, хоть мельком, и вдохнуть запах твоих волос, даже находясь на расстоянии в тысячи километров. И жить этим, ненавидя тебя и презирая, но, тем не менее, не в силах с тобой расстаться навсегда. Я и сейчас чувствую те духи, которые ты нанесла сегодня поутру на запястье. Самую капельку, но мне донес этот запах ветер. Из всех запахов мира я остро чувствую только твой, потому что он опять заставляет меня страдать. Но в том, другом мире, ты будешь потеряна для меня навсегда. Так же как и мое тело. Ты меня даже не увидишь. Так что же мне делать, Джия?»…

Он остановил машину на мосту. Город почти уже спал. Гуанг Чао прошел с десяток шагов вперед по каменным плитам, разминая ноги и с наслаждением вдыхая прохладный, сытный воздух. Где-то на середине крохотный китаец встал у парапета, глядя на темную воду. Воздух, которым он дышал, в разных местах был для Гуанга разным. Он его словно ел, этот воздух, чувствуя не только запах, но и вкус. Этот, московский, был жирным, тягучим, и поначалу ложился в желудок камнем. Но сегодня, когда Гуанг был голоден, он вполне оценил эту сытность. Потому дышал с удовольствием. Потом попытался сосредоточиться. Вода лениво забурлила, чуть поднялась и облизала языком бетонную опору моста, прямо под ногами у Гуанга Чао.


Рекомендуем почитать
ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.