Электрический остров - [4]

Он улыбнулся и окликнул Башкирова:

— Георгий Емельянович, вы, надеюсь, не откаже­тесь принять участие в ужине?

— Весьма охотно! — ответил Башкиров. — Только не взыщите, если немного опоздаю. В моей лаборато­рии испытывается новый прибор, и там что-то не ла­дится. Проконтролирую и приду!

Рядом с Ниной оказался Улыбышев, самый ярост­ный оппонент. Он низко наклонился к ее протянутой руке и воскликнул:

— Тут, кажется, говорят об ужине?

— Мы будем счастливы, если вы присоединитесь к нам! — просительно сказала Нина.

— Конечно! — воскликнул Улыбышев и тут же предложил руку Нине. — Идемте!

Все пошли вниз, в столовую института. По давней традиции банкеты устраивались здесь, чтобы не та­щиться в город. За Ниной и Улыбышевым последовали остальные. Орич и Велигина, старые знакомые Андрея, сжали его с обеих сторон, изливая свои пожелания успехов, и он на время потерял Нину из виду.

За столом Нина оказалась между Улыбышевым и Оричем, поодаль от мужа, которому предоставили председательское место во главе стола. Улыбышев, поймав мгновение, когда Орленов взглянул на него и Нину, громко сказал:

— Итак, «Праздник жизни — молодые годы — я убил под бременем труда, и поэтом, баловнем сво­боды, другом лени не был никогда…», как сказал Не­красов. Над чем же вы собираетесь работать дальше?

— Буду конструировать типовой прибор для уп­равления механизмами на расстоянии, — ответил Орленов и смутился: не слишком ли громко звучит это — конструировать? Достаточно было сказать: разраба­тывать схему.

Улыбышев поднял выхоленное лицо, внимательно посмотрел на собеседника.

— «Если бы у меня в руке была пригоршня истин, я остерегся бы раскрывать ее», — утверждал Фонтенель. Кажется, он был прав. Впрочем, малое — ступень к великому! — И уже без всякой связи с преды­дущим разговором заметил: — А после ужина хорошо немного погулять. Только тут, за городом, и можно увидеть весну. Заметили вы, как вишня цветет?

— Да, мы с женой посидели в саду перед началом защиты.

— Скажите просто, собирались с силами! — Улы­бышев засмеялся.

И Андрей был вынужден согласиться с ним, поду­мав в то же время, что профессор оказался совсем не таким уж страшным противником, как обещали все. Правда, он не блеснул сегодня ни парадоксами, ни юмором, которыми обычно отличались его выступле­ния, может быть потому, что щадил самолюбие Орле­нова и сам крайне заинтересован в благополучном исходе его работы. Андрей слышал, что Улыбышев ра­ботает над созданием электрического трактора, а для этой машины как раз и может понадобиться прибор Орленова.

— Наша столовая мало похожа на «Гранд-отель», но таких знаменитых людей не часто встретишь и на тамошних банкетах! — сказал Орич и протянул Нине ветку вишни. После первой рюмки он становился напыщенно-слащавым. — Пусть этот белый цветок будет символом вашей радости! Надеюсь, что недалек час, когда мы встретимся с вами на защите докторской диссертации Орленова!

Интересно, как он заговорит, когда окончательно опьянеет?

Но Нине все сегодня доставляло удовольствие. Она приколола ветку к своему синему костюму. Ее сияю­щие глаза отыскали мужа. Пусть он не сердится на то, что их временно разлучили, ее взгляд будет по­стоянно с ним.

Муж поторопился успокоить ее: ну, конечно, ко­нечно, пусть она будет вполне счастлива.

— Ну-с, что теперь поют молодые ученые? — спро­сил Улыбышев, обращаясь к аспирантам, теснившимся на одном конце стола. — В наши дни «Гаудеамус» уже не пели. Мы больше налегали на простую водку и на русские песни. «Во субботу, день ненастный…»,— вдруг протянул он приятным грудным голосом и непринуж­денно засмеялся. — А водка, я вижу, в почете и у вас? — он поднял рюмку и потянулся к Орленову. — Ну, Андрей Игнатьевич, позвольте еще раз от души поздравить нас!

На дальнем конце стола подхватили песню. Орле­нов, притихнув, задумчиво вслушивался, как высокие голоса женщин и низкие мужские грустно выводили:

Прощай, девки, прощай, бабы,

Угоняют нас от вас!

Угоняют нас от вас!

За те горы, за те дальни,

На погибельный Кавказ!

На погибельный Кавказ…

Там, среди молодежи, умельцы успели выпить и по второй, и по третьей, и теперь одна песня сменялась другой: аспиранты, как и студенты, любили петь. Про­звучали уже и лирическая песенка о парне, который никак не распрощается с милой девушкой, и студенче­ский вальс, когда Орич вдруг закричал:

— «Рекламу»! «Рекламу»!

Аспиранты знали, что Андрей не любит эту неиз­вестно кем и когда придуманную чепуху, составлен­ную из объявлений, которые каждый видит на улице. Но Орич уже затянул во все горло:

Удобно, выгодно, надежно

В сберка…

в сберкассе денежки хранить

Их взять всегда оттуда можно и три процен…

и три процента получить!

— Вот это уже не просто русская песня, а чисто городская! — засмеялся Улыбышев.

— Советская мещанская — проворчал Орленов и сам смутился оттого, что это прозвучало грубо. И кого он смеет подозревать в мещанстве?

Впрочем, как всегда бывает на таких торжествах, за столом сидели не только ученые или те, кто стре­мился к этому званию. Тут были и такие, кто, став аспирантами, совсем не торопились к самостоятельно­сти. За примером ходить было недалеко: Орич, когда-то подававший надежды, постепенно превращался в привычного тамаду на разных пирушках. Однако обижать собственных гостей не следовало. Вон и Улы­бышев особенно внимательно взглянул на Андрея и сказал: