Электрические методы обогащения. Правдивая история о виртуальных амебах, современном инновационном предпринимательстве и прочей ерунде типа любви и смысла жизни - [147]

Одновременно пришло официальное письмо от юристов, представляющих интересы Lab34. По тону очень агрессивное. Суть его сводилась к тому, что если он, Санчес, не прекратит незаконное использование интеллектуальной собственности компании и не остановит подрывную клеветническую деятельность, то в отношении него будут предприняты соответствующие меры, вплоть до административного и уголовного преследования. Письмо пестрело зловещими цитатами из Уголовного кодекса и многочисленными ссылками на статьи и параграфы.

Санчес позвонил Лене в надежде получить какую-либо дополнительную информацию. Она не брала трубку. Тогда он набрал Василия.

– Привет, дружище, где ты пропадал? – бодро ответил тот, как будто их общение и не прерывалось на несколько месяцев.

– Проходил оздоровительную сансару.

– Да ну! И как все прошло?

– Отлично! Чакры только немного побаливают. Зато карму пропылесосил, память почистил. Другой человек теперь.

– Скажи спасибо, что не баобаб.

– Это точно… А ты как?

– Как маятник – дошел до крайней точки и замер. Пора обратно в полет. Ты же в курсе, что у нас тут происходит?

– Только в общих чертах, я сейчас далеко…

– Идут активные приготовления к боевым действиям. Разве что двери в офис не баррикадируют. До клиентов совсем никому дела нет. Не знаю, с кем собрались воевать. Неужели с тобой?

– С кем – не знаю, но точно не со мной, – вынужденно соврал Санчес.

– И на том спасибо… А ты где?

– На новом месте. Обустраиваюсь потихоньку… Тут солнце, море, кокосы непуганые. Красота! Приезжай в гости как-нибудь.

– Спасибо, только сейчас не до отдыха…

– Что такое?

Василий колебался, видно, оценивая, насколько Санчесу можно было доверять. Потом, понизив голос, сказал:

– Роби бумаги жжет какие-то прямо в офисе. Сисадмины в переговорной харды[80] разбирают и заливают чем-то… Цирк уезжает. Думаю, набрал кредитов, а расплатиться не может. Или в историю очередную вляпался. С ним это не впервой.

Он помолчал еще секунду. Санчес внимательно вслушивался в запоздалые хрипы телефонного сигнала, пролетевшего тысячи километров.

– Только я не хочу все это бросать, – закончил Василий.

– Будешь свое дело открывать?

– Да, если только наездов от Роби не будет…

– Наездов не будет. Обещаю.

– Скоро? – нахально поинтересовался Василий.

– Думаю, уже очень скоро… Вась, а где Ленка? Никак не могу ей дозвониться.

– Ее нет в офисе. У нее медовый месяц… почти. Правда, свадьбы еще не было, но в этом Зазеркалье, похоже, так принято…

– Вот те на! Как я отстал от жизни… Попробую догадаться – кто-нибудь из ее клиентов-миллионеров?

– Не угадал. Тимур.

– Какой Тимур?

– Какой-какой. Наш Тимур. Оказывается, он ее всегда тайно любил. Ухаживал. Наверное, тоже тайно. А она мне накануне увольнения призналась, что вот он, настоящий мужчина, наконец в ее жизни. Преданный, верный и сильный. Прикинь?

– Погоди, так она уволилась?

– На прошлой неделе оба уволились. Они сейчас паспорта оформляют, насколько я знаю, на днях должны улететь. Роби только рукой махнул. Ладно, дружище, извини! Пора бежать. Другая линия. Не пропадай.

Возвращение в Москву

В чем секрет привязанности человека к родине? Вряд ли это имеет какое-либо отношение к патриотическому воспитанию. На любом новом, даже самом приятном месте мы сначала проходим период эйфории от знакомства с неизведанным. Но потом начинаем уставать от неизбежного напряжения, с которым связана жизнь вдали от привычного мира. Начинается период психологической ломки. У кого-то этот срок может занимать всего несколько недель, особенно если человек осознанно меняет место жительства, бежит от ненавистного прошлого. Его мечты и намерения в непривычной обстановке обеспечивают новой родине «аванс любви». Он готов мириться со многими вещами, игнорируя жестокость и равнодушие своего нового мира.

У других этот процесс занимает годы или вообще не заканчивается никогда. Особенно если человек неожиданно и вынужденно оказался вдали от привычного окружения, будучи при этом не готовым к смене обстановки. Вместо «аванса любви» своему новому миру он выдает «аванс ненависти». Как бы ни был прекрасен рай, в который он попал, – все в нем не так, как дома. Трава недостаточно зеленая, небо слишком тусклое, люди глупые и непонятливые, солнце слишком жаркое и так далее.

Санчес был на Бали уже второй раз с перерывом всего в несколько месяцев. И сейчас он поражался, как сильно изменились его ощущения от этого прекрасного острова. Приехав сюда впервые с Полиной, он восхищался всем: роскошью отеля, белым прозрачным балдахином над широченной деревянной кроватью, обходительностью и приветливостью людей, ухоженностью деревень, свежими незнакомыми ароматами фруктов. Каждый шаг, каждое движение становились поводом для новых восторгов.

Сейчас он видел захлебывающуюся от невиданного наплыва туристов бедную инфраструктуру, невыспавшихся злых гидов, изнывающих от вечной жары и влажности больных и облезлых бездомных собак, грязные пыльные тротуары. Где были эти собаки, эта грязь, эти пробки, эта тоска в глазах людей в прошлый раз?

Санчес вздохнул и снова вспомнил весенний московский ветер, заваривающий странный отвар из чистого насыщенного озоном воздуха проснувшихся подмосковных лесов, отработанного автомобильного топлива, разъедающей кожу канцерогенной пыли, жженого масла уличной торговли и тысяч благородных ароматов, которыми каждый из миллионов жителей города сдабривал себя по своему вкусу. Сколько раз он проклинал этот московский воздух. Как, бывало, ненавидел всех этих людей, полулюдей и совсем нелюдей, использующих этот воздух ежедневно и без малейшего чувства ответственности… А сейчас не мог дождаться той минуты, когда врежется своим чемоданом в наглую толпу таксистов в «Домодедово». Как пронесется по ночному городу в его центр, туда, где плотность жизни измеряется квадратными сантиметрами, а не гектарами…