Элегия Хиллбилли - [26]

Никогда не забуду лица Линдси в тот момент, когда она поднималась в спальню. То была мучительная гримаса человека, который в считаные минуты испытал неожиданный взлет и сокрушительное падение. Совсем недавно она стояла на пороге исполнения сокровенной мечты — и вот осталась обычной девчонкой с разбитым сердцем. Мамо ушла к себе на диван смотреть «Закон и порядок» и читать Библию. А я встал в узком коридорчике, отделявшем гостиную от кухни, и вдруг задал Мамо вопрос, который вертелся у меня в голове с тех самых пор, как она велела матери доставить нас домой в целости и сохранности. Я знал, что она скажет в ответ, но, наверное, просто хотел утешения. «Мамо, а Бог вообще нас любит?» — спросил я. А она опустила голову, обняла меня и заплакала.

Мой вопрос сильно задел ее, потому что христианская вера была главным стержнем всей нашей жизни. В церковь мы не ходили, разве что иногда, когда бывали на службах в Кентукки или мать вдруг решала приобщить нас к религии. И все же Мамо была глубоко верующим человеком (хоть и на свой весьма причудливый манер). Об «организованной религии» она говорила с глубочайшим презрением, а в церкви видела лишь питательную почву, взращивающую извращенцев и ростовщиков. Еще она терпеть не могла тех, кого называла «крикливыми верунами» — людей, которые выставляют веру напоказ, всячески подчеркивая свое благочестие. И все же часть своих личных доходов Мамо охотно жертвовала церквушкам Джексона, особенно той, где заправлял Дональд Айсон, пожилой джентльмен, удивительно похожий на священника из «Изгоняющего дьявола».

По словам Мамо, Бог никогда нас не покидает. Он празднует с нами наши успехи и утешает в скорби. Во время одной из поездок в Кентукки Мамо заехала на заправку, при выезде не обратила внимания на знаки, и мы оказались на дороге с односторонним движением, с трудом, под брань водителей, лавируя между встречными машинами. Я затрясся от ужаса, но Мамо, лихо развернувшись на оживленной трассе через три полосы, сказала только одно: «Все хорошо, милый. Разве ты не знаешь, что с нами в машине Господь?»

Бесхитростное богословие, которое она проповедовала, всегда дарило мне утешение. Чтобы добиться в этой жизни успеха, надо развивать дарованный Богом талант и прикладывать немало усилий. Я должен заботиться о родных, потому что того требует от меня христианский долг. Всегда нужно прощать: не только ради мамы, но и ради самого себя. Еще никогда нельзя отчаиваться, потому что у Бога на все свой замысел.

Мамо часто рассказывала любимую притчу. Один человек сидел дома, как вдруг начался страшный ливень. Через несколько часов дом стало заливать водой, и проезжавшие мимо люди предложили человеку поехать с ними. Тот отказался от помощи, сказав: «Меня спасет Бог». Прошло еще несколько часов, вода затопила первый этаж. Мимо проплывала лодка, и капитан предложил мужчине отвезти его в безопасное место. Тот отказался, сказав: «Меня спасет Бог». Потом, когда мужчина уже сидел на крыше, потому что вода залила весь дом, мимо пролетал вертолет, и пилот предложил мужчине отвезти его на сушу. И снова тот отказался, заявив, что его спасет Бог. В конце концов мужчина утонул и, представ перед Богом на небесах, начал роптать: «Ты обещал спасти меня, если я буду хранить Тебе веру». А Бог ответил: «Я прислал тебе в помощь машину, лодку и вертолет. А погиб ты по собственной вине». Бог помогает лишь тем, кто сам печется о своей судьбе. Так гласило бабушкино Евангелие.

Падший мир, описанный в Библии, удивительным образом походил на окружавшие меня реалии: мир, где счастливая поездка на машине могла в один миг обернуться скандалом и разбитыми надеждами; мир, где поступки одного человека сказываются на всей семье и обществе в целом. Когда я спросил у Мамо, любит ли нас Бог, я хотел услышать, что в религии все еще можно найти объяснение происходящему в этом мире. Мне надо было убедиться, что есть высшее правосудие и в хаосе и беспорядке имеется своя система, свой ритм.

Вскоре после того случая мы с Мамо были в Джексоне, в гостях у моей кузины Гейл. На дворе стояло второе августа, мой день рождения. Ближе к вечеру Мамо предложила мне позвонить Бобу: юридически тот все еще считался моим отцом, хоть и давно не подавал о себе вестей. После нашего возвращения в Мидлтаун они с матерью развелись, поэтому неудивительно, что он редко выходил на связь. Однако мой день рождения, несомненно, был весомым поводом для того, чтобы перекинуться хоть словом, и мне показалось странным, что Боб не звонит. Я позвонил сам и попал на автоответчик. Потом набрал номер еще раз, спустя несколько часов — с тем же результатом. Подсознательно я понял, что Боба больше никогда не увижу и не услышу.

Гейл, то ли огорчившись за меня, то ли просто решив сделать приятное, предложила съездить в местный зоомагазин, где на продажу выставили щенков немецкой овчарки. Я ужасно захотел себе щенка, и подаренных денег хватило бы на покупку. Однако Гейл напомнила, что с собаками очень много возни и что в моей семье (читайте: у моей матери) водится дурная привычка заводить питомцев, а потом выкидывать их на улицу. Я остался глух к увещеваниям — «Да, конечно, Гейл, но они ведь такие милые», — и ей пришлось надавить авторитетом: «Прости, милый, все-таки собаку мы тебе купить не можем». Когда мы вернулись домой, я был совершенно удручен, причем из-за собаки расстроился гораздо сильнее, чем из-за разлуки с очередным отцом.