Элегантная наука о ядах от средневековья до наших дней - [74]
И более того – смерть Генриха разбила Якобу сердце. Спустя несколько месяцев после трагедии венецианский посол писал: «Король делает все возможное, чтобы забыть о горе, но этого недостаточно: порой оно охватывает его даже в разгаре важных дискуссий, и тогда он вдруг начинает повторять: "Генрих мертв! Генрих умер!"»
Распоряжаясь имуществом сына, король отписал десятки тысяч фунтов своему любовнику Роберту Карру. Отсюда появились и слухи, что это Карр отравил принца, чтобы заполучить наследство. Многие другие полагали, что вина лежит на сторонниках англиканской церкви, которые опасались, что, став королем, Генрих закрепит пуританство как официальную религию. Некоторые придворные считали, что враги сэра Уолтера Рэли – а таких было немало – убили Генриха, поскольку он обещал отпустить узника в декабре 1612 года (а умер он за месяц до этой даты, в ноябре 1612 года).
Англичане, как всегда, готовы были валить вину на католиков, а французские католики прекрасно знали, что Генрих мечтал возглавить армию гугенотов во Франции – ведь теперь Генрих IV, погибший два года назад, не мог их защитить. Что касается испанских католиков, то венецианский посол во Флоренции пишет: «Друзья Испании рады смерти принца. Говорят, что оставшийся наследник [Чарльз] слаб и ему немного отмерено… Если же умрет еще и Карл, то король Испании, вероятно, найдет способ утвердить свое господство в Англии и вновь наставить англичан на путь праведной веры».
Предположения о яде игнорировали тот факт, что многие люди в Лондоне страдали и умирали от той же болезни, хотя заразной она явно не была. Врачи могли с уверенностью сказать, что это не оспа, не корь, не чума и не дизентерия, но и только.
Надеясь разобраться в причинах смерти Генриха – и, что куда важнее, зная, что общество будет винить в ней французского подданного, – Теодор де Майерн провел вскрытие на следующий день после смерти в присутствии множества лекарей, хирургов, рыцарей и придворных. Он снял черепную крышку и вытащил мозг, затем вскрыл грудную клетку и желудок, удалил сердце, легкие, кишечник, желудок, селезенку и желчный пузырь, передавая их по цепочке всем собравшимся для осмотра на предмет наличия признаков яда или болезни.
«По вскрытии самого прославленного из принцев, – рапортует отчет, – мы заметили, что печень у него бледнее, чем следует, а кое-где даже свинцово-бледного оттенка; кроме того, в желчном пузыре нет желчи, зато полно воздуха. Селезенка в некоторых местах обладает неестественной чернотой. В желудке не обнаружено каких-либо дефектов или недостатков. Внутренняя поверхность брюшины демонстрирует множественное почернение, легкие также черные, покрыты пятнами и разлагаются. В венах задней части мозга слишком много крови, а в мозговых проходах и полостях – воды. Истинность сего протокола мы подтверждаем собственными подписями от 7 ноября 1612 года».
Состояние желудка – «без каких-либо дефектов и недостатков» – исключает яд. Состояние иных органов указывало на длительную и тяжелую болезнь, а также на начало естественного разложения. Медикам семнадцатого столетия оставалось удовлетвориться подобным диагнозом.
Останки принца лежат под Вестминстерским аббатством и вряд ли когда-нибудь будут эксгумированы.
Однако в 1881 году британский врач Норман Мур, просматривая записи о ходе болезни Генриха, диагностировал у него брюшной тиф, вызванный бактерией Salmonella typhi, которая попадает в воду и продукты питания вследствие загрязнения сточных вод (особенно осенью). А ведь все лондонские отходы сливались в Темзу Елизавета I, жившая за поколение до Генриха, во время путешествия на барже была так оскорблена запахом фекалий, идущим от речных вод, что приказала слугам жечь парфюмерное масло, дабы уберечь королевский нос.
Генрих, вероятно, подхватил болезнь, поедая устриц или плавая в той выгребной яме, которую представляла собой Темза. По иронии судьбы, его врачи совершенно верно предостерегали его относительно еды и физической активности, хотя и ошибались с причиной.
Брюшной тиф начинался медленно, с головной боли и легкой лихорадки, и худшее, что мог предпринять больной, – проигнорировать симптомы и продолжить заниматься делами. Лихорадка прогрессировала, пациент бредил, страдал от неутолимой жажды и мигреней и, если его природный иммунитет не справлялся, умирал в течение месяца. Генрих продержался двадцать семь дней.
Интересно воображать, каким королем стал бы Генрих, если бы он пережил болезнь. Можно с уверенностью сказать, что гражданская война не расколола бы Англию надвое, хотя ей и не удалось бы остаться в стороне от европейских войн. Смерть избавила Генриха от столкновения с политическими реалиями XVII века. Он остался в истории и легендах как незапятнанный герой, который никогда не сделал ни одного неверного выбора. Генрих, принц Уэльский, застыл во времени, словно в камне: золотой юноша, добродетельный и полный надежд.
Глава восемнадцатая
Сэр Томас Овербери, придворный советник Якоба I (1581–1613)
Из всех предполагаемых случаев отравления при дворе лишь немногие подтверждаются современным научным анализом. Но даже эти случаи заставляют нас задаваться вопросами. Кто дал Кангранде делла Скала дигиталис? Кто убил Агнессу Сорель ртутью? Каким образом Фердинандо Медичи подсыпал мышьяк в лекарства своего брата и невестки (если он в самом деле сделал это)?
Послевоенные годы знаменуются решительным наступлением нашего морского рыболовства на открытые, ранее не охваченные промыслом районы Мирового океана. Одним из таких районов стала тропическая Атлантика, прилегающая к берегам Северо-западной Африки, где советские рыбаки в 1958 году впервые подняли свои вымпелы и с успехом приступили к новому для них промыслу замечательной деликатесной рыбы сардины. Но это было не простым делом и потребовало не только напряженного труда рыбаков, но и больших исследований ученых-специалистов.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Монография посвящена проблеме самоидентификации русской интеллигенции, рассмотренной в историко-философском и историко-культурном срезах. Логически текст состоит из двух частей. В первой рассмотрено становление интеллигенции, начиная с XVIII века и по сегодняшний день, дана проблематизация важнейших тем и идей; вторая раскрывает своеобразную интеллектуальную, духовную, жизненную оппозицию Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого по отношению к истории, статусу и судьбе русской интеллигенции. Оба писателя, будучи людьми диаметрально противоположных мировоззренческих взглядов, оказались “versus” интеллигентских приемов мышления, идеологии, базовых ценностей и моделей поведения.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Что такое, в сущности, лес, откуда у людей с ним такая тесная связь? Для человека это не просто источник сырья или зеленый фитнес-центр – лес может стать местом духовных исканий, служить исцелению и просвещению. Биолог, эколог и журналист Адриане Лохнер рассматривает лес с культурно-исторической и с научной точек зрения. Вы узнаете, как устроена лесная экосистема, познакомитесь с различными типами леса, характеризующимися по составу видов деревьев и по условиям окружающей среды, а также с видами лесопользования и с некоторыми аспектами охраны лесов. «Когда видишь зеленые вершины холмов, которые волнами катятся до горизонта, вдруг охватывает оптимизм.
Перепады настроения, метаболизм, поведение, сон, иммунная система, половое созревание и секс – это лишь некоторые из вещей, которые контролируются с помощью гормонов. Вооруженный дозой остроумия и любопытства, медицинский журналист Рэнди Хаттер Эпштейн отправляет нас в полное интриг путешествие по необычайно захватывающей истории этих сильнодействующих химикатов – от промозглого подвала девятнадцатого века, заполненного мозгами, до фешенебельной гормональной клиники двадцать первого века в Лос-Анджелесе.
Лето 1854 года. Лондон становится одним из первых современных городов в мире. Но, не имея инфраструктуры – вывоз мусора, чистая вода, канализация, необходимые для поддержки быстрорастущего населения, огромный город стал идеальным местом для возникновения страшной болезни, перед которой оказались невластны все ученые и врачи. По мере того как начинается вспышка холеры, главные герои книги ведут расследование и в конечном итоге решают самую неотложную медицинскую загадку своего времени.
Испанский грипп вызвал в воображении призрак Черной смерти 1348 года и великой чумы 1665 года, в то время, когда медицина не имела ресурсов, чтобы сдержать и победить этого нового врага. Историк Кэтрин Арнольд из первоисточников и архивных источников дает читателям первый по-настоящему глобальный отчет об ужасной эпидемии.