Элегантная наука о ядах от средневековья до наших дней - [45]

Все эти годы, пока взрослые погрязали в раздорах и конфликтах, Эдуард оставался прилежным и послушным молодым человеком и стремился стать самым лучшим королем. Кто-то из придворных описывал его как: «…самое прекрасное создание, живущее под солнцем, самое остроумное, любезное и нежное существо на свете. Он с таким старанием стремился усвоить все, что давали ему учителя, что слухи об этом казались поистине удивительными».

В двенадцать лет Эдвард свободно владел латынью, хорошо знал греческий, немного говорил по-итальянски и по-французски. Он изучал труды Цицерона и Аристотеля в оригинале, «…но ничто не радует его более, чем Священное Писание, из которого он ежедневно и с величайшим вниманием читает около десяти глав», – пишет один реформатор. Опираясь на мнение Регентского совета, Эдуард был твердо намерен устранить все пережитки католицизма, сохранившиеся в англиканской церкви. Его церковь зиждилась на принципах трезвости и прежде всего почитала библейское слово – именно она стала основой того, что впоследствии назовут пуританством.

Как и его отец в молодости, Эдуард преуспевал в физических упражнениях. Он сражался на турнирах, фехтовал, ездил верхом в полном облачении, без устали охотился и упражнялся в стрельбе из лука. Он часто пользовался теннисными кортами в Уайтхолле, Хэмптон-Корте и Дворце Плацентия[49]. Заметки за 1551 год показали, что он играл в теннис 293 раза.

2 апреля 1552 года Эдуард «подхватил корь и оспу»[50]. Он быстро поправился и 12 апреля записал в своем дневнике: «Мы были немного обеспокоены оспой… но теперь совсем от нее исцелились». Иностранные послы отмечали, как быстро выздоравливал король: к 28 апреля у него не было и следа болезни, и уже в мае Эдуард вернулся к активным физическим упражнениям.

Имперский посол сообщал, что Эдуард «ежедневно упражняется в верховой езде и фехтует, не отказываясь от своих многочисленных занятий, особенно тех, что касаются новой религии (в которой он, как говорят, преуспел). Он начал присутствовать на совете и сам заниматься некоторыми делами».

В октябре 1552 года у Эдуарда появился кашель и слабость в теле, однако болезнь не казалась серьезной, и к Рождеству придворные вздохнули с облегчением, увидев, что король оправился. Но в феврале 1553 года имперский посол сообщил, что Эдуард снова заболел. «Он очень страдает от лихорадки… особенно затрудняется дыхание из-за сдавления органов с правой стороны».

В течение нескольких недель Эдуард пребывал в своих покоях, а врачи приходили к нему и уходили с мрачным видом. Несмотря на два коротких промежутка, когда он, казалось, шел на поправку, к середине мая король снова серьезно заболел. Мокрота, которую он сплевывал, переливалась всеми цветами, от зеленого и черного до желтого и темно-розового. Врачи полагали, что он страдает от «гнойной опухоли» в легких, которая вызывала мучительный кашель и высокую температуру. Имперский посол докладывал, что король «все еще нездоров, и, похоже, все здесь утвердились во мнении, что лучше ему уже не станет».

По телу Эдуарда распространились сочащиеся гноем язвы. Некоторые так и остались открытыми, в то время как другие отвердели и превратились в струпья. Кроме того, все тело короля было в фиолетовых синяках, словно его избивали. Он с каждым днем худел, но голова и ноги у него чудовищно опухли. По свидетельству все того же имперского посла, «…спит он лишь тогда, когда врачи напичкают его лекарствами, которые называют опиатами… ему дают одну дозу, затем другую, однако никогда – более двенадцати "зерен" за раз, поскольку врачи не выписывают опий, если только пациент не страдает от сильной боли, не мучается постоянной бессонницей или чудовищным кашлем».

Эдуард, должно быть, в ту пору уже понимал, что болезнь может окончиться его смертью, а потому разработал (возможно, по наущению Нортумберленда) собственный план наследования престола. Собравшемуся у постели потрясенному Регентскому совету король заявил, что не желает подчиняться воле Генриха VIII и передавать корону старшей сестре, принцессе Марии (если сам Эдуард умрет бездетным), и далее следующей сестре, принцессе Елизавете (в случае, если и у Марии не будет детей). Эдуард намеревался лишить обеих права на корону одним росчерком пера.

Католичка Мария, как прекрасно понимал Эдуард, «вызовет большое волнение в народе и задушит в зачатке религию, справедливое основание которой мы заложили». Он часто спорил с Марией, которая упрямо не желала посещать мессу. Также не хотел Эдуард и передачи престола Елизавете: хотя брат и сестра были близки (в том числе и во взглядах на протестантство), но он заявил, что она «бастард родом из внебрачной постели». Эдуард объявил, что обе сестры получат по тысяче фунтов в год содержания, «дабы жить в спокойствии и порядке», а также единовременную выплату десяти тысяч фунтов в случае, если вступят в одобренный Советом брак.

Но кто же тогда наследовал корону? Согласно желанию Эдуарда, ее надлежало передать по линии Фрэнсис, герцогини Саффолк, которая приходилась дочерью младшей сестре Генриха VIII – Марии. Сыновей у Фрэнсис не было, но старшая из трех дочерей Джейн Грей уже в шестнадцать лет явила себя ревностной сторонницей религиозного реформаторства. Ей и предстояло стать следующей королевой Англии. 25 мая Нортумберленд женил своего сына Гилфорда на Джейн, что делало его будущим королем.