Ельцин. Кремль. История болезни - [30]

С приходом Горбачева весь этот компромат – реальный, надуманный, не суть важно – мог быть снова запущен в дело.

Конечно, Горбачеву было далеко до Андропова. Организовывать кампании, проводить аресты и обыски – было не в его стиле. Генсек предпочитал действовать плавно, извечными аппаратными методами, и в «Советской России» появляется разгромная публикация о недостатках строительства в Москве, о процветающих приписках и воровстве.

Гришин понял намек правильно. Он даже собрал самых доверенных своих подчиненных, посетовал, что статья прямо направлена против него. «Может быть, мне уйти самому?»

Но не ушел. До тех пор, пока Горбачев напрямую не вызвал его и не сделал предложение, от которого тот не смог отказаться.

Забегая вперед, скажу, что в начале 90-х Гришин умер в глубокой нищете, сидя в собесовской очереди, куда пришел хлопотать насчет персональной пенсии. Может, я наивен, но как-то не вяжется это с образом «крестного отца» московской мафии.

…С уходом Гришина новым столичным вождем становится Ельцин.

«22 декабря 1985 года меня вызывают на Политбюро, – так описывает он свое назначение. – О чем пойдет разговор, я не знал, но когда увидел, что в кабинете нет секретарей ЦК, а присутствуют только члены Политбюро, понял, что речь будет идти, видимо, обо мне.

Горбачев начал примерно так: Политбюро посоветовалось и решило, чтобы я возглавил Московскую городскую партийную организацию – почти миллион двести тысяч коммунистов, с населением города – девять миллионов человек. Для меня это было абсолютно неожиданно. Я встал и начал говорить о нецелесообразности такого решения. Во-первых, я – инженер-строитель, имею большой производственный стаж. Наметились мысли и какие-то заделы по выходу отрасли из тупика. Я был бы полезнее, работая секретарем ЦК. К тому же в Москве я не знаю хорошо кадры, мне будет очень трудно работать».

Час от часу не легче. Только что жаловался он на «мелкий» участок работы, точно птица рвался на простор. И тут же – едва делают ему восхитительнейшее предложение (лучше и придумать трудно), идет в отказ.

Правда, абзацем ниже Ельцин сам себя опровергает:

«В тот момент действительно я оказался наиболее, ну, что ли, удачной кандидатурой для тех целей, которые он (Горбачев. – Авт .) ставил».

Скромностью наш герой явно не страдал: это мы уже не раз с вами проходили. Да и приемчики его новизной тоже не отличались. Сначала – поломаться, пококетничать для виду, а потом, набив себе цену, нехотя согласиться. Надо ведь чтобы не только он, но и руководство оценило: более «удачной кандидатуры» не найти.

Ход удался.

«Сегодня день ликования всей Москвы, – записал в дневнике 24 декабря горбачевский помощник Анатолий Черняев, – сняли наконец Гришина, заменили Ельциным».

Со времени ельцинского отъезда из Свердловска прошло всего восемь месяцев. С такой скоростью никто еще вершин кремлевского Олимпа не штурмовал.

Свою работу Ельцин начинает с привычного: сразу же показывает, кто в доме хозяин.

Зав.орготделом горкома Юрий Прокофьев вспоминает:

«На четвертый день утром раздается телефонный звонок: “Прокофьев, почему люди приходят так поздно на работу?” Звонок был где-то без четверти десять. Я объяснил, что в свое время Хрущев распорядился, чтобы горком начинал работу с десяти утра, с тем чтобы вечером члены горкома работали подольше. Ельцин был недоволен таким положением и добился, чтобы работу начинали в девять часов утра».

За 18 лет гришинского владычества Москва отвыкла от потрясений и суеты. Чиновничья жизнь текла здесь размеренно и чинно; все было известно и понятно заранее.

С воцарением Ельцина эта степенная плавность мгновенно закончилась. Он ворвался в мещанский столичный мирок, подобно комете Шумейкера-Леви, и все завертелось, закружилось и помчалось кувырком.

Как и в Свердловске, перво-наперво Ельцин принялся чистить кадры. Аппарат горкома был обновлен практически полностью. Из 33 секретарей райкомов сменилось 23, причем в некоторых районах перестановки происходили по несколько раз.

Ельцин разогнал 40 процентов партноменклатуры, 36 процентов городских чиновников, 44 процента профсоюзной элиты.

Достаточно было одного ельцинского косого взгляда, одного оброненного слова, и вчерашний полубог вылетал из теплого кабинета, точно пробка из бутылки. Если первому кто-то не приглянулся – спасти бедолагу уже ничто не могло: все прежние заслуги были не в счет.

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

В 1700 году был издан указ Петра I – всем русским подданным, кроме крестьян, монахов, попов и дьяконов, брить бороду и носить платье немецкое (сперва венгерское, а потом мужескому полу верхнее – саксонское и французское, а нижнее и камзолы – немецкие). Женскому полу – немецкое. Ослушникам велено назначать штраф в воротах (московских улиц): с пеших 40 копеек, с конных – по 2 рубля. Запрещено купцам продавать и портным не шить русского платья под наказанием кнутом.

Работавший тогда в горкоме Юрий Прокофьев (потом он станет первым и последним секретарем МГК) приводит один весьма показательный эпизод. Ельцин поставил вопрос о снятии секретаря Ленинградского райкома Шахманова. Формально для этого требовалось решение районного пленума, однако район своего вождя сдавать отказался.